Не время для нежности
Шрифт:
— А зря. Мозг хорошо прочищает. Ему ведь тоже отдыхать нужно.
— Еще что-то?
В запасе у нее оставалось немного времени, которое Юстина хотела бы потратить на личные надобности. Почему бы и не сейчас? Тянуть с этим не стоило.
— Да не спеши ты, говорю. Скоро в Биндон мне возвращаться, а там подобных не сыскать. Откуда ж взялась такая, м-м-м… раскосая. Ниор или Хатала?
Встал, приобнял ее за талию. Разило от него хуже, чем из глотки червяка с южных пустошей.
— Какая разница?
— О-о. Большая разница! Очень большая… — Они медленно двинули вдоль коридора. От мужчины веяло застарелым потом и перегаром.
— Мне все равно, — сказала она, продолжая движение. Слегка изменив направление, повела к комнате, которую снимала. Коридор также оставался пуст, как и до ее прихода. «Видели ли их, когда уходили с балкона?» — подумала Юстина, а потом решила, что это не имеет значения. Вскоре ей надлежало покинуть Сар-город по более веской причине, чем исчезновение обычного работорговца. Профессия у них опасная — многое может произойти.
— А ты сговорчивая, — не унимался человек. Он принял еще на грудь: ему становилось лучше, дурманящее действие дешевого алкоголя потихоньку замещало головную боль. Но Юстина знала, что не допустит того, чтобы его мигрень скоро закончилась.
Оказавшись в номере, девушка прошла к кровати, села на застеленную одеялом перину, набитую пахучими, способствующими легкому сну травами. Работорговец из Биндона не спешил проходить внутрь: встал, расставив руки в проходе.
— А у тебя ничего так — симпатичненько, — сказал он, обведя комнату глазами. — Дорогая ночлежка должна быть…
Запрокинул бутылку, выливая остатки в рот — даже не покривился для приличия. Глотка у него была железная. Утеревшись рукавом позвал:
— Линек, Амирал!
Сделал шаг внутрь. Бутылку он вышвырнул за дверь. Стал медленно, рисуясь, расстегивать ремень на брюках. Сказал:
— Извини, крошка, забыл предупредить, — на ногах он держался теперь уверенно, будто выцедив до дна вонючее пойло, достиг равновесного состояния. Голову его уже не сжимает в тисках от частых похмельных спазмов и можно с легкостью совершать действия, о которых с минуту назад даже не помышлял, но и нет еще ощущения безмятежности, которое планировал настичь некоторое время спустя. — Не один я буду.
В номер вошли еще двое: один чернокожий, в распахнутой рубашке с бугрящимся от плеча до живота шрамом — никак на зуб червю попадался, счастливчик. Другой — посветлее, но все равно смуглый от южного солнца, заросший бородой по глаза.
Юстина бросила им ключи. Сразу с тремя у нее еще не было.
— Быстрая, какая, а?! — в голосе работорговца прозвучало нетерпение. С ремнем он справился и теперь спускал штаны.
Дождавшись, когда под одобряющие возгласы уроженец пустынь закроет дверь, Юстина забралась на кровать с ногами. Широко раскрыв напуганные глаза, отползла к дальней стенке.
Мозг ее в это время был спокоен и собран, но сердцу, как говорено, не прикажешь — предвкушая действо, оно учащенно билось в груди.
— Что вы собираетесь сделать со мной? — спросила она дрожащим от волнения голосом. Подумала обреченно: «Шаровары и блуза будут испорчены — придется менять».
— Что барышня пожелает, — с блуждающей в колючих волосах ухмылкой сказал бородатый.
— И кое-что немного больше… — с сильным акцентом добавил его чернокожий друг.
…Если
Особо набожные прихожане Храма, к тому же, покивали бы головой, одобряя, что творящееся за дверью непотребство додумались хотя бы спрятать от чужих глаз, закрыв ее на замок, а не свободно демонстрировали прохожим, как это иногда практиковалось в квартале Красных фонарей Черного города. И тоже — решили бы поскорее удалиться…
Другие, возможно, пожалели бы, что их никто не удосужился пригласить на праздник жизни, которая била ключом за непреодолимой преградой. Они могли бы, в ожидании развязки, остаться до конца. Стоя неподалеку или бесстыдно прижавшись к шершавому дереву ухом. Но таких испорченных в Сар-городе водилось не больше, чем в любом другом, и потому их тоже не оказалось рядом, когда открылась дверь…
В образовавшуюся щель выглянула голова довольной сделанным Юстины: дыхание слегка учащено, прическа растрепана чуть более обычного. Убедившись, что коридор пуст, она шагнула через порог, подобрала одиноко лежавшую посреди ковровой дорожки бутылку, потом шагнула обратно.
Осмотрела комнату: подняла пару упавших стульев, возвратила на стол съехавшую к полу скатерть, расправила на кровати скомканное белье. Раскрыла шторы, впуская в комнату солнечный свет.
Ей пришлось постараться, как следует, чтобы перехватить инициативу и сделать «кое-что немного больше», как выразился тот чернокожий, с вдруг нагрянувшими гостями. Пробуя слова на вкус, она несколько раз повторила эту фразу вслух, но так грубо и топорно выдавливать из себя звуки у нее не получалось. Скопировать южный акцент оказалось сложнее, чем она предполагала ранее.
Два тела девушка спрятала под кровать, подтерла капли крови. А вот для главного виновника торжества места под ней не нашлось. Связав лишенного сознания работорговца, заткнув кляпом рот, она оттащила его в ванную комнату и заперла там. Юстину не беспокоило, что тот сумеет освободиться и позвать на помощь — узел, которым спеленала его, был проверен не единожды. От суетливых движений пенька затягивалась только сильнее, вызывая удушье. Не хотелось ему навредить — не сегодня, но выбора, как такового, Юстине не оставили.
Придирчиво осмотрела себя в зеркало, поправила прическу. Блузу, как и думала, пришлось достать новую. Прежняя, разорванная в клочья — мужчины тоже спешили, отправилась в мусорную корзину. Вышла в коридор и заперла дверь на два оборота. Уходя из гостиницы, попросила, чтобы в номере больше не прибирались — подкрепила просьбу парой медяков. Отправилась по мостовой в направлении вокзала.
На этот раз Юстина предпочла держаться узких кривых переулков. Солнце медленно, но неуклонно стремилось к закату, и в них кое-где воцарилась глубокая тень, в которой попадались ничем непримечательные на вид люди. Впрочем, если доводилось встретить брошенный ими пристальный взгляд, наружу тут же выплывала их истинная личина, спрятанная до ночной поры.