Не время для одиночек

Верещагин Олег Николаевич

От Большой Алма-Атинки на юге города осталось озеро Кукушкина Заводь, питаемое подземными ключами. Между ним и другим озером — Гранитным — появившимся в разломе на месте старого стадиона, шла полоса леса, не столь давно объявленная общей парковой зоной. Так что, в сущности, улицу, на которой жил Колька, можно было смело считать городской окраиной, хотя когда-то это был почти центр Верного — тогда ещё Алма-Аты.

Но до тех мест ему предстояло добираться через весь восток города. Не самое спокойное место — хотя и не полные

трущобы, которые располагались на юге. Тут жили те, кто имел постоянную (и традиционно плохо оплачиваемую) работу.

Вечерние улицы были полны народом, прокатывали экипажи, шуршали шинами немногочисленные автомобили, звенел неутомимо бегающий до глубокой ночи трамвай, самый популярный в силу дешевизны в городе вид общественного транспорта… На тротуарах — людно, слышался смех, перемигивались рекламы… Но Колька отметил, что привычных реклам стало меньше, зато появилась в большом количестве совсем новая — сильно напоминавшая имперскую общественно-социальную. А вместе с обычными полицейскими патрулями то и дело попадались незнакомые — тройки молодых мужчин в штатском, но с повязками государственных цветов на правой руке и с короткими дубинками в ней же. На поясах у них висели пистолеты в открытых белых кобурах.

Свернув в боковой проулок, Колька буквально наехал передним колесом на компанию молодёжи, курившую у двери, над которой золотые, алые и серебряные волны пробегали по названию:

БАР РАДУГА

Соскочил (подковки звонко цокнули по бетону) и поставил "харлей" на подножку, не обращая внимания на злые голоса:

— Ты чё, обалдел?!

— Ты, слышь?!

— Куда прёшь, козёл?!

Они отскочили к стенам проулка, когда Колька лишь на мгновение задержал на них взгляд — мгновение вполне достаточное для того, чтобы вся агрессия исчезла с лиц, уступив место узнаванию…

…Внутри по стенам разбегались, играли в догонялки, огни светомузыки. Из спрятанных по углам мощных динамиков грохотал спортданс, и в такт ему волновалось на танцплощадке людское… ну, море не море — озеро. Небольшое озерцо. Столики вдоль стен почти все были заняты, народ группировался и возле подоконников — с бокалами в руках. Около стойки мест не было тоже, но Колька совершенно спокойно направился туда.

Он не стал дожидаться, когда место появится. Рука в краге легла на пластик под мрамор, движение локтя, по компании у стойки прошла волна — и Колька оперся на стойку обеими руками и грудью.

— Позови Степана, — сказал он бармену. Тот кивнул и нажал кнопку под стойкой. Сосед Кольки слева — юноша лет семнадцати в потёртой замшевой куртке, что-то выговаривавший лохматому мальчишке лет десяти-двенадцати, стоявшему рядом и смотревшему в угол — начал медленно поворачиваться, но Колька опередил его:

— Привет, Антон.

— Ты?! — лицо парня — худое, острое — просияло. — Ветерок?! Правда ты, что ли?!

— Ветерок! — мальчишка, подскочив, дёрнул Кольку за куртку. Его синие — в пол-лица — глазищи сияли. Колька, улыбнувшись, приобнял его за плечи, стиснул и выпустил:

— Привет, Вась. Давай-ка

организуй мне пивка и бутербродов. Себе возьми там… что захочешь, — и он сунул за ворот рубашки Васьки крупную купюру. Тот завертелся, доставая деньги, потом кивнул, улыбнулся и дёрнул было выполнять просьбу, но Антон его придержал и покачал головой:

— Извини, Ветерок. Мелкому пива не продадут. Да тебе даже не продадут.

— А? — Колька поднял брови. — В каком это смысле?

— Да вот в таком. И рисковать никто не станет. За последние полгода штук двадцать заведений закрыли за такое. За один случай закрывают.

— Гм… — Колька усмехнулся. — Ладно. Соку принеси. Давай.

Васька деловито пропал в сутолоке, а через несколько секунд раздался его громкий бесстрашный голос:

— А ну в сторону! Отвали! Это для Ветерка! Ветерок вернулся! А ну пошёл!

— Не меняется. Только подрос, — с улыбкой повернулся Колька к Антону. Тот пожал плечами:

— Да… Нет, так здорово, что ты… — и осекся. — Степан.

Около входа в служебное помещение стоял, скрестив руки на груди, ещё молодой мужчина в жилете от "тройки". Ворот и рукава рубашки были закатаны, на лице блуждала пьяновато-добрая улыбка… но она мгновенно исчезла, едва хозяин заведения увидел Кольку. Тем не менее, он подошёл к стойке и пожал руку юноше:

— Привет, Ветерок…

— …черти тебя принесли, — закончил Колька, опираясь локтем на стойку и кладя на неё кулак, обтянутый скрипнувшей кожей. — Да вот. Я вернулся. Издалека и в нервах, мой старший друг и наставник в житейских делах.

— Слушай, Ветерок, — Степан навалился на стойку с другой стороны, и Колька увидел его глаза — вовсе не пьяные, пристальные и злые. — Я знаю, как ты, твою мать, умеешь драться. Но ты только вздумай, и я даже не полицию свистну, а рабочий патруль. Это будет для тебя новое знакомство… и познавательное, точно тебе говорю.

— Не свисти, — двусмысленно ответил Колька. Антон закашлялся и спрятал в кулак улыбку; Степан полоснул его быстрым злым взглядом. — Я не собираюсь драться сегодня. Ни тут. Ни ещё где-то. Я и зашёл-то по старой памяти. Дай, вот, думаю — зайду. И спрошу. Спросить можно?

— Я не справочное бюро. У меня справки стоят денег, — Степан говорил тихо, но отчётливо.

— Бога подаст, дядь Стёп, — так же тихо и отчётливо ответил Колька. — А то ведь и я свистнуть могу. И посмотрят наши правоохренители, как у тебя с разрешённым пойлом. Чой-то у меня сомнения… и, инстинкт мне подсказывает, справедливые…

Хозяин бара отшатнулся. Злоба в глазах сменилась страхом, потом вернулась:

— За горло берёшь, что ли? Тебя не хвата…

— Да ну, дядь Стёп, — Колька приятно улыбнулся. — Да на кой мне чёрт твоё горло? Я — сам по себе. Это я хочу спокойно жить. Я.

— Ладно, спрашивай.

— Кто такие "Дети Урагана"?

Лицо Степана не дрогнуло, не изменилось. Но глаза выдали его, и Колька знал, что он солжёт — ещё до ответа знал.

— Да ну… тоже — вопрос… Дорожная банда. Это всё, что ли?