Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста
Шрифт:
– Что поделать, нет у нас еще той раскованности, которая достигается лишь глубокой убежденностью в том, что все жизненно важные проблемы могут быть более интересными и менее интересными, - но ни в кой мере не могут затронуть нашего благополучия. В этом надо убеждаться долго.
А.Гершкович наполнил стакан томатным соком и выпил.
– Пить-то мы будем?
– У-у, нечистая сила! Мало нам было Гомеостата!
Не исключено, конечно, что он как раз Гомеостатов заместитель, ибо свято место пусто не бывает, кстати о нечистой силе, он же дракон, драконы, демоны, гоблины и
– Драконов не бывает, - рассердился Дефлоринский.
– Я, как честная рептилия, - сказал Дима - то ли брахиозавр, то ли батрахозавр.
– Молчи уж, человек-амфибия! Сиди и по мере способностей предавайся медитации.
– А также левитации, медиации и брахиации?
– уточнил Сашка.
– Не обижайте его, он же длинношее!
– обиделась Наденька.
– Я динозавр, - продолжал настаивать двинозавр Дима.
– Иди в болото, - приказала Софья, - и чтоб я тебя больше не видела.
Бранхиозавр Дима головастиком скользнул к санузлу. За ним вслед обиженно пробрахиировала то ли Настя, то ли Надя - утешать, что ли? Неужто все-таки Дефлоринский...
– То есть не совсем, - задумчиво молвила Вера.
– Поскольку же и покуда мы имеем основания полагать, что результаты теоретизирования могут быть не только более или менее интересными (а именно с такой точки зрения их только и может рассматривать нормальный наблюдатель, живущий в нормальном обществе), но и более или менее опасными, - поскольку прогноз, увы, имеет неприятное свойство вырождаться в пророчество, - Сашка вернулся к прерванной беседе.
– Ну да, - согласилась Софья, - пророчество не может быть интересным или неинтересным: оно бывает только истинным или ложным.
– И, главное, в любом случае опасным. Поскольку никто умышленно не полагает себя лжепророком, вполне естественно, что лица, не соблюдающие пророчества книги сей, изничтожаются первоначально теоретически, впоследствии же, при возможности, и на практике.
– Болтуны, - буркнул Дефлоринский.
– Любопытно, что с ними еще можно делать?
– Пророчества книги сей, - повторил Сашка и ухмыльнулся весьма флибустьерски.
– А ведь пророчество по самой сути своей жанр скорее устный, фольклорный, если угодно, так что налицо досадное недоразумение.
– Несомненно. Общеизвестно, что сравнительно недавно некий пророк, не обладающий, впрочем, ни одним из достоинств, приличествующих мыслителю, недвусмысленно постулировал примат слова устного.
– Не знаю, кто там был этот ваш пророк, - заметил Дефлоринский, нежно оглаживая автомат, - но говорил он дело: человеку свойственно говорить, а не писать.
– Говорится, будто говорил, будто бы говорить, - уныло забубнил смиренный инок.
Неужели и этот дефлоринский ляп впишется в сценарий?! Ведь и ляп-то крохотный: ну выразился человек малость коряво, ну и что?
– Не замечала. Человеку необразованному и говорить свойственно грубо и неизящно, ибо лишь постепенным совершенствованием и неустанным подражанием высоким
Да, сценарий предусмотрел решительно все.
– Здравствуйте, - сказала Людочка.
– Вот ты, оказывается, чем занят...
Разумеется, Толик испытал именно те чувства, какие должен испытывать человек, застигнутый супругою в обществе более чем подозрительном, однако же, как ни странно, чувства эти у него вышли как-то (да, пожалуй, лучше всего это обозначить matter-of-factly, решил Сашка), равно как и удивление, вполне законное удивление, потому что откуда бы Людочке, в самом деле, знать, по каким таким притонам он шляется. Явилась, подумал Толик, и ладно, в конце концов, и мне так спокойнее: знаю теперь, что не предается она пышношумным оргиям, а меня ищет. И ладно. Ладно ладно.
– Добрый день, - сказала Софья.
И, казалось бы, не мог Толик не заметить, что Людочка, хоть не было сказано решительно ничего, что могло бы смутить чистейшую из непорочных дев, ни с того ни с сего приобрела такой вид, словно ей странно, неуютно и, пожалуй, даже страшно. Она долго и глупо пялилась на Софью, а чего тут пялиться - сидит себе нечто в защитном, в сверкающих высоких сапогах и с мечом. Симпатичное, допустим, нечто, но Людочка-то не лесбиянка, это уж точно, подумал Толик.
– Ну да, ну да, - сказала Софья, - ну и что? Сашка, налей человеку.
– В самом деле, - оживился Дефлоринский, - рад приветствовать...
Людочка посмотрела на него так, что будь у Толика возможность (и желание) этот взгляд перехватить, он имел бы возможность (при желании) мучиться ревностью.
– Дорогой, - сказала Людочка, - как ты мог?!
В самом деле, ну и что? Который уж раз за день "ну и что?", способность человека удивляться приятным вещам поистине безгранична, впрочем, Людочке-то какой прок с этих приятных вещей, было бы что жизненно необходимое, о, тогда другое дело, стенка там шведская или где они модные, сапоги испанские, и хрен с ней, с Людочкой, сил моих нет второй день подряд на нее пялиться.
– Ничего, - сказала Софья, - все мы, в конце концов, люди, все мы, черт побери, человеки, и ничего тут такого смешного я не вижу.
– Резонно, - откликнулся некий прелат.
– В конце концов, самое серьезное, что я только знаю, - это мифология. Персонажи мифа серьезны, прикованы к своему вечному времени и, следовательно, всегда делают лишь то, что должны, а могут сделать лишь то, что делают. И, знаете ли, поступок, неизбежность которого подразумевается сама собой, так понятен, что сам по себе не представляет интереса.
Ну да, интересен может быть только результат, поймает наш разведчик ихнего шпиона или не поймает, хотя опять же, если б не поймал, так кто об этом писать-то стал бы?
– А трикстеры?
– несмело возразила гуманитарная Вера.
– О святая невинность!
– восхитилась Софья.
– Отрицание столь полное, в сущности, едва ли более занимательно, ибо отрицающий столь же неколебимо застыл в тех же предвечных рамках. Так что, Людочка, дорогая, будь серьезна, .........!
– Софья весело фыркнула.