Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста
Шрифт:
– Правильно, - согласился диметродон Дима, - чего это сегодня целый день всё хиханьки да хаханьки...
Диметродон был самый что ни на есть настоящий, с точки зрения Толика, диметродонистей просто и быть не бывает, - но Софья, очевидно, придерживалась иного мнения. Брезгливо ухватив Диму за край паруса, она ощупала перепонку, оглядела бедное создание и молвила:
– Черт знает что! Нет, поистине черт знает что...
– Да уж, - согласился Сашка.
– А это тебе больше нравится?
Из коридора медленно, с искони присущей ему солидностью выбирался триметрозавр. И этот тоже был доподлинный,
– В чем дело?
– осведомился триметрозавр.
– И чего этот ... на дороге торчит?
– Полегче, любезный, - сказал Сашка, - а вдруг это самка?
– Самец он, самец, - всхлипнула обиженная Наденька.
– Что ж, - вздохнула Софья, - самец так самец, с кем не бывает, не правда ли?
Сама она, впрочем, по-прежнему не слишком походила на самца: сидела себе в кресле тихонькая скромненькая девочка, а на плече у нее удобно устроилась переливчатая с блестками стрекоза - и дай бог, подумал Толик, чтоб эта стрекозища была меньше полуметра.
– Прелесть, - согласился Сашка.
– Покормить бы ее надо, наверное.
– Да чего там, - лениво отмахнулась Софья, - сама найдет...
– Едва ли, - усомнился теперь уже почему-то четыреметрозавр - и когда он успел?
– Орлы не ловят мух.
Нейлоново шурша неохватными своими крылами, стрекозища взвилась в воздух и приземлилась, цепко держа передними лапами что-то тоже насекомое и, пожалуй, тоже сверх вероятия здоровенное.
– И не жалко?
Стрекоза сделала вид, что не слышала. Впрочем, подумал Толик, хищник, какой с него спрос? Опять же, было бы здорово жальче, поймай она воробья, а такая, небось, и голубя может, городского обленившегося голубя особенно. Да, вдруг дошло до него, а эту тварь она откуда выудила?
– Правильно, - сказал Сашка, - это, во всяком случае, не муха: они тогда не водились. Впрочем, кто когда видел членистоногого орла?
– Дорогой, - прошептала Людочка, - о чем это они?
Супруг ее Дефлоринский не отвечал: тоже, небось, терялся в догадках. Ответила Софья.
– Неужели ты не понимаешь, злосчастная, что попала в дом алчного сводника?
Людочка Дефлоринская, похоже, и не расслышала: все выясняла отношения с мужем. Надо же, лениво и без особой обиды подумал Толик, и когда она успела? Или он успел - импотент-то?
– Смотрите, - заорал диметродон, - голубь!
– Пижон, - подтвердил Сашка.
– Милый, - сказала Верочка, - посмотри: правда ведь, хорошенький?
Толик, как ни странно, не удивился и этому. Наоборот, было у него ощущение, будто что-то такое даже слегка прояснилось: в самом деле, может, Верочка вовсе и не Верочка, а Людочка, которая на самом деле Верочка? А сам он, может быть, Дефлоринский? Быть не может, решил уязвленный Толик и мысль эту забыл.
– В самом деле голубь, - удивилась Софья.
– Любопытно, что этой твари тут понадобилось?
– C'est le pigeon, Joseph, Бака Маллигана на него нету.
Дефлоринский стал снимать с шеи автомат. Раздеваться у Дефлоринского получалось плохо, автомат всё цеплялся ремнем то за одну, то за другую деталь его одежды (странно, подумал Толик, почему-то он уже не в тоге). Но Дефлоринский был упорен и преуспел.
– Ты чего это?
– Лови!
– крикнул он.
И
– Ну вот, теперь опасность угрожает нам с воздуха, - констатировал Сашка.
– Какая там опасность, - хмыкнула Софья.
– Голуби, они такие птицы: им бы только бы шарить вокруг помоек и подбирать всяческое дерьмо.
– А чего?
– заявил Дефлоринский.
– В конце-то концов, сидите тут, болтаете, над людьми издеваетесь... Да-да, мы ведь, между прочим, тоже живые люди!
– Да, - согласился Сашка, - вы с ним живые.
И странные какие-то интонации послышались тут Толику: словно бы не то чтоб зазорно быть живым, но все же несколько этак подозрительно.
– Непосредственная витальность, - молвила Софья.
– Не знаю, пустил ли кто из философов это словосочетание в оборот, но, право же, оно только этого и заслуживает. Разумеется, если повнимательней вглядеться в административный аппарат, то и аппарат копулятивный представляется если не альтернативой, то на худой конец благословенным прибежищем, но, дорогой мой, едва ли разумно ограничивать свой горизонт столь тесными рамками.
Да, удел человеческий именно таков, все мы люди, все мы бессмертные тени нетленных героев, красивые подтянутые ангелы, остервенело подвизающиеся на ниве чужой мысли, огненные мечи и железные кресты, человек не всеведущ и не застрахован от ошибок, эрго, щепки летят на могилу героя, и березовый крест вырастает порою там, где был бы уместен осиновый кол.
– Человеческое, слишком человеческое?
– возмутился сверхчеловек Дефлоринский.
– Да сами-то вы кто?
– Дорогой!
– взмолилась Вестенька (нет, все-таки Нарочка).
– Я ведь тоже человек! Ну, поговорил бы со мной, что ли!
Толик не отвечал, Толик был слишком сбит с панталыку, у Толика почему-то никак не получалось сообразить, кто есть кто и что с ними делать, раз уж они есть. Да если и есть, так это еще не значит, что какая-то там девка может чего-то там от него добиваться, в то время как законная его жена...
– Ты настолько витален, - продолжал Сашка какую-то длинную инвективу, начало которой Толик пропустил, - и настолько при этом непосредствен, что, право же, с трудом верится, что ты вообще существуешь.
– А я?
– озабоченно спросил пеликозавр Дима.
– У меня ведь и документы есть.
– Нашел чем удивить: документы даже и у меня есть. Ну и что?
– А у меня нет, - откликнулась Софья.
– Ну и что?
– Что вы?
– испуганно удивилась Люденька.
– Как так "ну и что?" Ведь документы... Дорогой, что это за люди?
– О, не стоит беспокоиться, - успокоил ее спокойный Сашка.
– Разумеется, разумеется, есть у него документы. Много разных.
Как же иначе, если не то что корове, не то что ослу, а даже и фельдфебелю понятно: носитель примитивной и/или тоталитаристской психологии (а, собственно, какая разница, если смотреть даже с точки зрения второй технократии, которая, как известно, звезды с неба не очень-то хватала?) не может не быть солидарен с бюрократией, какие бы конкретные формы она ни принимала, все мы, оказывается, боги, но он притом еще и верховный, имя зверя и число имени его, число человеческое, кстати о паралитиках, все мы боги, все мы человеки.