Не завидуй себе
Шрифт:
Лето мчалось за ними вслед, в Москву. В перестроечные времена даже столица ветшала: унылые фасады домов линяли от дождя и солнца, улицы не подметали. Город с нетерпением ждал, когда его перестанут сравнивать с пустыней Сахара из-за хрустящего при буйных порывах ветра песка на зубах. Никто в стране просто не замечал загибающихся городов. Великий и могучий народ медленно, но неминуемо оставался без «привычной» руководящей роли партии. На него день за днем методично выливали ушаты свобод разного вида. Каждый понимал происходящее по-своему.
Прилавки продуктового магазина в Переделкине «восхищали» свежевымытыми пустыми лотками в витринах. Горячей воды на съемной даче у Алёны не было, поэтому в Москву помыться, постирать и закупить еду взрослые ездили по очереди, оставляя «дежурного по лету» с Афоней. Пригородные электрички заполняли запахи. То клубникой с земляникой, то малосольными огурчиками и помидорами, а то и русским духом повеет.
Урбанова перевезла все свои проектные материалы за город, работала перед открытым окном с видом на сад. Если возникала необходимость позвонить в Москву, то подолгу занимала телефон-автомат у станции Переделкино, вызывая недовольство желающих «по-быстрому звякнуть своим».
– Доченька, я тут что-то ничего не пойму, – голос Натальи Николаевны из московской квартиры звучал встревоженно. – Звонят из милиции и говорят, что какие-то ваши немецкие друзья находятся у них в отделении.
– Мам, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Какие друзья? Какая милиция? – в стекло телефонной будки постучали монетой. – Алёна недовольно развела руками. – Я только зашла.
– Какой-то Дитрих или что-то в этом роде, я не разобрала.
– (Кто бы это мог быть?) – в московской суете мимолетная тоска по новым знакомым испарилась, будто след от метеора. – Может, Дитер? – догадалась она. – (Но вряд ли, уже две недели прошло после нашего возвращения. Они что, не улетели в Германию? Я их даже не спросила там, на остановке в Пицунде, куда и когда они отбывают). Мам, из какого отделения звонили, не сказали? Оставили номер телефона? (Ерунда какая-то).
– Да, я тут записала, ты их знаешь?
Алёна выглянула из будки:
– Ни у кого нет карандаша или авторучки?
Сердобольные граждане порылись в сумках, пожилая женщина протянула ей обрывок от бумажного пакета, а дедушка с внуком дал карандаш.
– Знаю, возможно. Мам, диктуй, – и, изворачиваясь в тесной телефонной будке, накорябала номер. – Записала, спасибо.
– Лёнушка, давай я вернусь на дачу, а ты с Алёшей сама разбирайся со своими иностранцами здесь, в Москве.
– Мам, мне неудобно, я хотела дать тебе хоть немного отдохнуть от Афоньки.
– С вами отдохнешь. Меняемся местами. Еду, – Наталья Николаевна всегда расставляла приоритеты в пользу дочери.
В милиции их встретил не очень приветливый капитан по фамилии Нахимчук.
Алёна спокойно представилась. Тылы обеспечивал Алексей, изображая несокрушимый утес поддержки за спиной.
– У нас тут содержатся двое немцев из ГДР, – уведомил их
– (Что такое «подтвердить личности»? Как я их буду подтверждать? Я знаю их без году неделю в полном смысле этого слова. Даже фамилий не помню). У них что, нет документов? – насторожилась Урбанова.
– Есть: Дитер Шмидт и Анна Шмидт, – отчеканил капитан.
– (Спасибо за подсказку), – вздохнула она с облегчением.
– Вы таких граждан знаете? При каких обстоятельствах познакомились? – милиционер звучно прихлебнул чая из стакана с подстаканником и отправил в рот печенье.
– Да, знаем. Они друзья моей подруги Мартины Тёрнер, дочери члена Политбюро коммунистической партии ГДР, – Урбанова импровизировала на ходу.
Нахимов с удивлением смотрел ей в затылок.
– (Ну, Мышку понесло), – так он называл жену, переделав за прожитые годы ласковое Малыш в более подходящее для ее беспокойного характера Мышь.
– Их арестовали, когда они разбили палатку в перелеске около аэродрома Внуково, – продолжал суровым голосом капитан милиции.
Алексей чуть не прыснул от смеха.
– Ничего смешного я в этом не вижу. Их задержали и доставили ко мне с обвинениями в шпионаже, – Нахимчук был настроен сурово. – Вот взгляните на протокол допроса.
Алёна быстро пробежала по исписанным листам:
– Ничего себе…
– И я про то же. Из Пицунды они отправились в Минеральные Воды, – чеканил страж закона каждое слово, пощелкивая стержнем авторучки. – Оттуда в Баку. Каспийское море им, видите ли, хотелось увидеть и черной икры попробовать! – он даже привстал. – Потом в Волгоград, принести свои запоздалые извинения советскому народу за битву под Сталинградом. Оттуда уже в Москву. И всё без разрешения на передвижение по стране! – он чуть не взвизгнул.
К тому времени Алёна уже знала, что без оформления специальных документов иностранцы не имеют права выехать даже из Москвы в Московскую область. У самой были проблемы с этим ограничением, когда отправилась в поход на Можайское водохранилище со своим Интерклубом в полном составе и потом заполучила крупные неприятности в деканате.
– Это серьезное нарушение. Им грозит тюремное заключение. Лет эдак на… – не унимался Нахимчук.
– Ну что вы, товарищ майор, – промурлыкала Алёна.
– Я еще капитан, – вставил тот.
– Я уверена, вас скоро повысят в звании, – проникновенно сообщила она и оглядела тусклый кабинет с портретами флагманов перестройки на обшарпанных стенах. – Давайте попробуем всё уладить во внесудебном, так сказать, порядке. Ребята наши знакомые: дружеский братский немецкий народ. Просто они не знали наших порядков. Молодые еще, глупые.
– Сожалею, но ничем не могу помочь, – отрезал милиционер и встал, показывая всем своим видом, что разговор окончен.
– Политика – это дело тонкое. Товарищ Нахимчук, если мы по-хорошему не договоримся, то мне придется обратиться за помощью к Александру Николаевичу, – перешла в наступление Урбанова, нащупывая путь выхода из сложной ситуации.