Не жди, когда уснут боги
Шрифт:
— Знаю.
И поезд наш покатил дальше, по самой необъятной, по вольной и могучей стране, что зовется у нас Отчим домом.
НЕ ЖДИ, КОГДА УСНУТ БОГИ
Повесть
1
Ресторан,
Вскоре оркестрантам самим это поднадоело, и они, оставив инструменты, поплелись, чем нибудь подкрепиться.
— Черт знает что! — поморщился Алексей.
— Да ты не обращай внимания, у каждого своя работа, — Виктор, длинный, худой, еще в школе прозванный «Эйфелевой башней», подцепил вилкой поджаристый кусочек отбивной, макнул в горчицу и отправил в рот.
— Им тоже приходится выбирать. Если музыка не давит на перепонки, она должна затрагивать чувства. А это не просто, верно?
Алексей кивнул.
— Помните:
Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены? Тишины…— Поэты, Алеша, всегда хотят несбыточного, — шутливым тоном произнес Виктор. — Тишина нынче дефицитней итальянской женской шубки с четырьмя разрезами, на оловянных пуговицах. Да и потом: зачем тишина простому человеку? Столько мыслей неуправляемых нахлынет, что и дело-то свое с гулькин нос покажется, и жить на белом свете тошно станет.
— Выходит, да здравствует оркестр?
— Выходит.
Григорий сидел, молча, не вступая в разговор. Он слыл среди друзей человеком настроения, к этому привыкли, а потому ему прощались и хладное молчание, и жаркая словесная драчка, в которую он порой бросался, очертя голову и, не очень-то подбирая выражения. Для них, предпочитающих высказаться намеками, обхаживающих предмет спора, как обхаживают лошадь перед скачками — то за ухом погладят, то похлопают по боку, то сахарком побалуют — для них Григорий представлял интерес безоглядной прямотой суждений.
Меж столиками замаячил официант, и Алексей подозвал его кивком головы.
— Нам бутылочку сухого, — сказал он.
— А может, обойдемся? — воспротивился, было, Виктор.
— Пустяки.
Они сидели, поглядывая по сторонам. В зале преобладали мужчины, сильно преобладали. За каждым столиком решались свои проблемы, строились свои планы. Мужчины тоже мастаки поговорить.
— Мы больше рассуждаем о жизни, чем живем, — сказал Алексей.
— Рассуждать, размышлять — наше главное отличие от остального одушевленного мира. Остальным дано только поступать, а мы имеем возможность порассуждать о поступках, — усмехнулся Виктор.
— Даже о несовершенных. Обременительное отличие.
— Кто-то подсчитал, — продолжал Виктор, — что в среднем человек тратит до часу времени
— Слушайте, — прервал их Григорий, — нельзя ли поконкретней? Ты же, Алексей, сказал, что у тебя серьезное дело, так? Травить баланду мне некогда. Завтра я должен быть на заводе раньше обычного.
Алексей нахмурился, сдавил пальцами бокал. Ему эта спешка была явно не по нутру. Порой к какому-нибудь выводу идешь настолько трудно и долго, что делиться им враз, под нетерпеливые взгляды кажется почти неприлично. Он увидел, что оркестранты возвращаются на свои места, и обрадовался: оттяжка обеспечена.
Но он просчитался. Поймав его взгляд, Григорий встал и направился к оркестрантам. Было заметно, что всем у них заправляет ударник.
— Вот что, — сказал ему Григорий, — мы не закончили важный разговор. Понадобится минут семь-восемь. Будем признательны, если вы еще отдохнете.
Он протянул ударнику десятирублевку. Тот опешил, вытаращил глаза, потом, когда до него дошло, буркнул:
— Годится.
— Ну, и ладно, — сказал Григорий.
— Грубо, но оригинально, — ударник вытер большим клетчатым платок обильно вспотевший лоб.
Вернувшись, Григорий поудобней устроился в кресле, словно давая понять, что разминка окончена, предложил:
— Выкладывай, Алеша, что произошло?
Алексей помялся, улыбнулся через силу.
— Ничего чрезвычайного, друзья. Просто… в общем, у меня с Аленкой тупик какой-то. Полное затухание. Не знаю, когда это началось, но сейчас уже такой ветерок меж нами, что озноб охватывает.
— И ты поскорей созвал нас под свой траурный флаг? — съязвил Григорий.
— Заткнись! — возмутился Виктор. — Вывихнутый, что ли?
— Если по каждому угасшему костру устраивать поминки… — Григорий обвел рукой уставленный тарелками и рюмками стол.
— …то костры перестанут гаснуть, — закончил за него Виктор.
— Если бы так!
Откровенно говоря, Григория обескуражило то, что сказал Алексей. Просто он сам не хотел себе в этом признаться. Да и как тут согласишься, примешь на веру, если десятки, раз встречался с ними, захаживал в гости, выезжал на различные пикники — и никогда не замечал ни малейшего намека на разлад. Милая супружеская пара, каких поискать. Поцелуются, когда надо, посмеются вместе, сдержанно, правда, но вместе. Предоставили друг другу полную свободу действий — если надо, ходи, куда хочешь, когда хочешь, с кем хочешь. В пору нынешнего матриархата не часто такое встретишь. Без деспотизма, без конфликтов. И вот — на тебе!.. Аленка тоже хороша, сестра называется. Хоть бы заикнулась. Впрочем, какой смысл?.. А ведь именно он их познакомил. Сколько с тех пор, лет пять прошло? Глупости какие-то…
— Зря я вас познакомил, — сказал он Алексею. — Сколько времени ухлопали.
— Ты-то причем? — вяло отмахнулся Алексей. Вид у него был беспомощный. Закончив институт и занявшись, как и Виктор, научной работой, он сразу же стал грузнеть, весь как-то помягчал, порыхлел, у глаз, на переносице затяжелели морщины.
«Что делается! — с горечью подумал Григорий. — А мы с ним почти ровесники. Сам он, невысокий, спортивный, с продолговатым сухощавым лицом, на котором все было обострено — и нос, и подбородок, и взгляд, вполне еще сходил за юношу.