Не жди, не кайся, не прощай

Зверев Сергей Иванович

А Вадику вздумалось петь, бередя и без того растревоженную душу.

– Я спросил у ясеня, – заунывно затянул он, – где моя любимая? Ясень забросал меня осеннею листвой… Подпевай, Палыч.

– Неохота, – откликнулся Палыч. – Слух у меня не музыкальный, а голос и вовсе как из задницы.

– Певчих птиц больше нет, – перешел на хрип Вадик. – Вор-р-роны…

– Уж лучше про птицу счастья завтрашнего дня спой.

– А у меня нет завтрашнего дня, Палыч, – просто ответил Вадик. – Жена ушла, старикам моим и без меня хлопот хватает… Финита

ля комедия. Кончился Вадик.

– А Люся твоя? – спросил Константин.

– Люсе все уси-пуси без отрыва от производства. А по жизни ей слепой на хрен не сдался. Так что жить мне больше не для кого и незачем.

– Не нагнетай. Все образуется.

– У тебя, может, и образуется, – сказал Вадик Константину. – Я так думаю, ты про амнезию выдумал все. А сам себе на уме. Мутный ты какой-то. Вот гляжу на тебя и думаю: что ты за человек?

Сообразив, что глядеть он никак не может, Вадик досадливо поморщился.

– Недолго тебе гадать осталось, – успокоил его Константин. – Выписывают меня.

– Когда? – удивился Палыч. – Ты ж еще вроде не оклемался окончательно.

– А после обеда.

С неожиданным проворством Вадик спрыгнул с подоконника.

– Почему не утром, как всех людей?

– Кто их, айболитов, знает, – уклончиво ответил Константин.

– И куда ты пойдешь?

– Страна большая.

– Деньги хоть есть?

– Перебьюсь.

– Могу стольник одолжить, – вставил Палыч. – Больше нету.

– На стольник нынче и пива не попьешь как следует, – сказал Вадик.

– Так говорю же, больше нету.

– Давайте закроем тему, – предложил Константин и лег на койку, готовясь отвернуться к стене.

– Погоди спать, – сказал Вадик. – Разговор к тебе есть. Ты, Палыч, выйди. Мне с нашим забывчивым соседом потолковать надо. Выйди-выйди, не спорь. Уважь калеку.

– Да я пожалуйста, – пожал плечами Палыч. – Больно нужны мне ваши секреты.

С оскорбленным видом он удалился за дверь.

– О чем разговор будет? – спросил Константин, вставая.

Вадик, безошибочно угадавший его местонахождение, шагнул вперед и приподнял стиснутый кулак. От него исходил запах нешуточного перегара.

Что он замыслил? Неужто решил по пьяни помериться силами с Константином? И что делать, если это действительно так? Не бить же слепого? Но и не подставлять же физиономию? Она у Константина и без того выглядит непрезентабельно. Не хватало еще синяка под глазом.

Стараясь ступать бесшумно, Константин отошел в сторону. Вадик повернулся, прислушиваясь к его дыханию.

– Кончай бегать, – потребовал он. – Я с тобой не в кошки-мышки играю.

– И чего тебе надо?

– Мне – ничего, – последовал ответ. – Почти ничего. А тебе… Вот.

– Что это? – поразился Константин, уставившись на раскрывшуюся ладонь Вадика.

– А ты не видишь? – рассердился тот. – Повылазило? Кто из нас слепой, ты или я? Бери-бери. – Вадик топнул ногой. – Бери, говорю, пока дают.

Оказывается, все это время он держал в кулаке

свернутые в трубочку доллары. А драться он не собирался. Он хотел помочь. Еще одно доказательство того, что мир не без добрых людей, какими бы неприятными они ни выглядели при первом знакомстве. Рогач, Клава, ее сестра, теперь вот слепой Вадик… Все они оказались звеньями одной цепи – той цепи, что позволяла Константину выбраться из пропасти.

Было ли это случайностью? Или кто-то расставлял всех этих людей на пути Константина, расставлял с такой легкостью, словно мир для него был всего лишь шахматной доской. Кто же это мог быть? В личного ангела-хранителя Константин не верил, а бог, по его мнению, был слишком занят проблемами мироздания, чтобы замечать на земле всяких там беглых зэков.

Рощин взвесил на ладони перетянутые резинкой доллары.

– И сколько здесь? – спросил он.

– Две с половиной, – ответил Вадик. – Себе я столько же оставил. Было пять штук. Все, что я сумел накопить за свою жизнь. Думал, может, деньги для операции понадобятся, но для нее как минимум в двадцать раз больше понадобится.

– А ты продолжай копить.

– На паперти? – разозлился Вадик. – Кончай эту лабуду. Какой теперь из меня работник…

Константин попытался насильно всучить деньги Вадику. Тот оттолкнул рулончик рукой.

– Возьми, – сказал Рощин. – Не разбрасывайся последними деньгами. Я не уверен, что сумею отдать в скором будущем.

– Я не банк, это не кредит. Деньги твои.

– Даришь мне их? – уточнил Константин.

– Даю, а не дарю, – сказал Вадик, возвращаясь на облюбованный подоконник и открывая раму.

– А ты как же?

– Я? А мне недолго осталось.

– Постой-постой, – насторожился Константин. – Ты что это задумал?

– На окра-аине Рощи Марьиной, – загорланил Вадик, болтая ногами, – на помойке мальчонку нашли. Сперва вы-ымыли, потом вы-ытерли и опять на помойку снесли… Ты не боись, братан, – оборвал он пение, уловив движение Константина, приготовившегося схватить его в охапку. – Я не в окошко сигать намылился, я все по уму проделаю, без шуму и пыли. – Скопировав Папанова, Вадик загоготал. – Уйду по-английски, не попрощавшись. Не здесь и не сейчас. – Оборвав смех, он отбросил и ухарский тон. – На съемной квартире. Я все просчитал. Десять ящиков водяры, столько же блоков сигарет и ни грамма закуси, разве что конфеты. Возле кровати видеоплеер установлю. К нему – дисков кучу. И ведро, само собой.

– С водой?

– Нет, воду газированную закуплю, она жажду лучше утоляет, – рассудительно ответил Вадик. – Ведро пустое нужно. Это когда сил не останется, чтобы до сортира добраться.

– Так нельзя! – вырвалось у Константина.

– Почему нельзя? Нормальные бытовые условия, к которым нас со времен царя Гороха приучают. Делаем музычку погромче и ждем конца…

– Так нельзя, – повторил Константин. – Самоубийство, как его ни обставляй, все равно самоубийством останется. Грех.