Не зови меня больше в Рим

Бартлетт Алисия Хименес

– Это Рокко Катанья, – процедил он сквозь зубы. – Но что же случилось?..

Он был совершенно не в себе, словно мысли его улетели куда-то далеко-далеко. Я бы поклялась, что сейчас он просто не способен ничего увидеть или услышать. Внезапно он в отчаянии закрыл ладонями глаза, потом схватил меня за руку:

– Быстрее, быстрее, пошли.

– Куда?

– К главному входу в гостиницу. – Он повернулся к полицейским. – Вызывайте “скорую помощь”, медэксперта, судью… и комиссара Торризи. Понятно?

Мы побежали. Когда

мы оказались на углу, зазвонил мой мобильник. Это была Габриэлла. Я остановила Абате.

– Я не успела, инспектор, – сообщила девушка. – Здание напротив – это старый жилой дом. В тупик выходят окна лестничной площадки. На третьем этаже окно было открыто. Дверь в подъезд не запирают до двенадцати ночи, войти может кто угодно. Позднее я позвоню еще.

Я пересказала ее отчет ispettore, но он не дал мне закончить. И снова дернул за руку. Я побежала следом. У главного входа мы сразу же увидели двух охранников Марианны Мадзулло. Абате обратился к ним крайне сурово, словно каждое его слово было ножом гильотины:

– Мадзулло в гостинице, как и прежде?

– Разумеется, ispettore, она не выходила из своей комнаты, – ответил один из них, но в тот же миг лицо его напряглось.

– Номер комнаты, – по-командирски потребовал Маурицио.

– Триста двенадцать.

Полицейские хотели было последовать за нами, но ispettore сделал им останавливающий жест:

– Ждите нас здесь и глядите в оба.

Мы вошли в лифт. Даже в тесной кабинке мы не смотрели друг на друга. На третьем этаже Абате рванул к нужной нам комнате. Он несколько раз постучал, потом хватил по двери кулаком.

– Разумеется, ее и след простыл, – сказал он негромко, словно подтверждая очевидный факт.

Мы спустились вниз. Абате показал дежурному свой полицейский жетон. Тот не видел Марианну Мадзулло, никто про нее не спрашивал, и парень даже не понял, о ком идет речь. Абате попросил ключ от триста двенадцатой комнаты. Приказал собрать всех, кто дежурил в этот вечер. Мы снова поднялись на третий этаж, и ispettore отпер дверь ключом, но проделал это с такой злостью, которой хватило бы и на то, чтобы вышибить дверь ударом ноги. Я вошла следом за ним. Постель была разобрана, по всей комнате валялась женская одежда. Абате на пару минут заглянул в ванную и вынес оттуда красивый букет цветов.

– Упорхнула, – только и сказал он.

Мы опять вернулись на первый этаж, неся букет, на котором отсутствовала карточка цветочного магазина. Туда уже позвали тех, кто работал в этот вечер, – двух парней, которые еще не успели покинуть гостиницу после своего дежурства. Абате спросил их:

– Кто-то ведь принес эти цветы в комнату триста двенадцать, так?

– Да, – ответил один из них. – Уже после восьми вечера. Я находился здесь. Но это был не

работник цветочного магазина, а посыльный в форме.

– Из какой-то известной фирмы?

– Вряд ли, вернее, не знаю; на нем было что-то вроде красного комбинезона. Он спросил про синьору Римини. Я позвонил в номер и сообщил, что пришел посыльный с букетом. Синьора сказала: “Пропустите его”. Что я и сделал – пропустил.

– А вы видели, как он вышел?

– Издалека я заметил, как он проходил через главную дверь. На голове у него уже был мотоциклетный шлем.

– Проверьте, были ли телефонные звонки в этот номер или, наоборот, оттуда.

Их начальница поискала на экране. Через несколько секунд она сообщила:

– Телефоном триста двенадцатой комнаты никто не пользовался.

Мой коллега отвернулся от служащих гостиницы, даже не поблагодарив их. Это сделала я. Мы вернулись в номер. Абате обвел взглядом царивший там беспорядок. И только тут заметил, что все еще держит в руках букет. В припадке гнева он швырнул цветы на пол. Они разлетелись во все стороны. Потом ispettore подошел к кровати и вяло сел на нее. Потом закрыл лицо руками.

– Маурицио, тебе надо успокоиться.

– Я спокоен, во всяком случае, спокоен в достаточной мере, чтобы понять, какую глупость совершил.

– Излишнее доверие – не глупость.

– Прямо перед самым нашим носом, Петра! Мафия блестяще нас использовала.

– Да кто же мог подумать, что Марианна?..

– Я должен был подумать! Я итальянец, работаю в Италии и должен был догадаться…

– Могу тебе сказать только одно: меня удивила та легкость, с какой ты поверил в готовность Марианны помочь нам.

– Ты не все знаешь: я вел с ней не слишком честную игру. Пригрозил, что у нас подготовлены фальшивые доказательства ее вины и мы снова отправим ее в тюрьму. Поэтому я так полагался на то, что она до конца сыграет свою роль!

– Хватит, Маурицио, не думай больше об этом.

– А как, интересно, мне не думать об этом, Петра? С первых шагов в полиции меня учили никогда никому не доверять. А сейчас я повел себя как последний идиот. Они обставили нас как детей.

– Но как могла Марианна предупредить своих дружков из мафии? За ней наблюдали, ее телефон прослушивался.

– Очень просто. Наверняка у нее был еще один телефон, о котором мы не знали.

– Но ведь невозможно было заподозрить, что Марианна связана с мафией. Жила в своей квартире, работала за жалкие гроши…

– Это не имеет никакого отношения к делу, Торризи легко объяснил бы тебе такого рода нестыковки; и прошу тебя: не пытайся сгладить ситуацию, для нас это – самый настоящий провал. И в довершение всего, словно в насмешку, они вывели ее из гостиницы тем же способом, каким мы ее туда доставили, – в костюме посыльного. И я чувствую себя полным кретином, да, кретином.