Не зови меня больше в Рим
Шрифт:
– Давай позови-ка ее.
Марина взяла трубку не сразу, и все это время я не переставала осыпать себя упреками: “Ну кто тебя просил лезть со своими книжками? Дура ты, Петра, самая настоящая дура”. Потом я услышала, как кто-то, взяв трубку, хлюпает носом.
– Марина, что случилось?
– Ничего.
– Ты чем-то расстроена?
– Моя мама – истеричка.
Я нажала у себя в голове кнопку осмотрительности, благоразумия и буржуазной добропорядочности – и в итоге изрекла следующее:
– Твоя мама
– Да я уже половину прочитала, и мне ужас как понравилось!
– Там рассказывается про жизнь очень несчастной женщины, которая много раз влюблялась, но всегда это кончалось плохо.
– А почему мама отняла у меня книгу? Мне ведь нет дела ни до каких там мальчишек!
– Верно, но злосчастные судьбы – не самая подходящая тема для твоего возраста.
– Но она была чудесной танцовщицей!
– Да, однако вела себя черт знает как, тут не поспоришь.
– А ты сама читала эту книгу?
– Да.
– Тогда хоть расскажи мне, чем там все кончается.
Я чуть поколебалась – следовало контролировать даже тон, которым я говорю. И наконец произнесла, взвешивая каждое слово:
– Она погибла – была задушена собственным шарфом, он намотался на колесо открытого автомобиля, в котором она ехала.
– Ого! – Это был единственный комментарий Марины.
– Сама видишь, какая нелепая смерть.
– Значит, самое интересное я не прочитаю! – воскликнула она с досадой.
Я решила и дальше держаться выбранной линии.
– Марина, тут ничего не поделаешь: твоя мама – это твоя мама. Чуть позже ты непременно дочитаешь эту книгу до конца. А теперь пообещай мне, что перестанешь реветь.
– Хорошо, – сказала она примирительно.
– На выходные увидимся.
Я кинулась на кухню, испугавшись, как бы кипящая вода из кастрюли не выплеснулась наружу, но ничего такого не случилось. Я приготовила-таки ужин, хотя веселое мое мурлыканье сменилось ворчанием – против детей, брака с разведенными отцами и современных танцев в целом.
В половине десятого Маркос появился на кухне, куда его привел запах, от которого он, кажется, просто обалдел.
– Не знаю уж, что за чудо здесь готовится, но я бегу накрывать на стол.
– Прежде чем мы сядем ужинать, я должна сообщить тебе, что говорила с Мариной и…
– Да знаю я, знаю, что ты сейчас сообщишь: Сильвия конфисковала книгу про Айседору Дункан и разыграла трагедию в трех актах. Так?
– Так, а откуда ты знаешь?
– Она сама мне звонила и во всех подробностях описала эту историю.
– И что ты ей сказал?
– Ничего особенного, но потом она совершила ошибку – спросила, как меня угораздило жениться на столь безответственной персоне. И тут я ей ответил, что, если бы мне нужна была персона ответственная
– Мне жаль, Маркос, я…
– Петра, сегодня я подписал хороший контракт с хорошим клиентом. Я очень доволен, а ужин пахнет волшебно. Не хочу ничем портить себе настроение. Считай, что сегодня это мой лозунг, и я от него ни за что не отступлюсь.
Я расхохоталась, и мы отправились ужинать. Такого рода невозмутимость и умение отодвинуть от себя мысли о неприятном – черта чисто мужская.
Глава 19
Гарсон, позвонивший из Рима, был в то утро первым человеком, с которым мне довелось говорить. Я обрадовалась, услышав его голос. Он же был в восторге от того, что снова на какое-то время оказался за границей.
– Ну как продвигаются допросы, Фермин?
– Я работаю вместе с Торризи и Абате. Когда надо, задаю вопросы, Абате переводит. Ох уж и типы в этой каморре, Петра! Вы даже представить себе не можете! Упертые, с мордами висельников, все их преступления у них на рожах написаны. Вы бы, к слову сказать, велели их арестовать за один только их видок.
– А кроме эстетических впечатлений, что-нибудь еще вам удалось получить?
– Они обо всем рассказывают Торризи: про бизнес в Барселоне, про магазины в Риме… Но вы там у себя об этом уже знаете, я уверен, потому что наши здешние коллеги постоянно обо всем информируют Коронаса. Но если говорить о том, что интересует нас с вами… ничего нового, инспектор. Они ни в какую не желают признать, что пять лет назад отправили Катанью в Испанию с заданием убить Сигуана. Да и свою причастность к ликвидации Катаньи они отрицают. А как там у вас с этими двумя?
– У меня происходит нечто похожее: оба твердят, что знать ничего не знают про убийство Сигуана.
– А вдруг Абелардо Киньонес и вправду был убийцей, а Катанья – просто его дружок, случайно заглянувший на ту квартиру?
– Версия достаточно фантастическая. Ведь тогда получается, что потом миляга Киньонес удрал в Марбелью, чтобы поразмышлять над случившимся, и в конце концов покончил с собой, осознав всю тяжесть своей вины.
– Да, конечно, моя шутка была не слишком удачной, но история с Катаньей приводит меня в отчаяние. Ничего нельзя понять!
– Какие у вас планы на ближайшее время?
– Я послушаюсь совета Торризи и еще на пару дней задержусь в Риме.
– А про Марианну Мадзулло ничего нового не появилось?
– Ничего, но Абате буквально носом землю роет, день и ночь этим занимается. А знаете, что мне сказал ispettore про вас? Он сказал, что вы великолепный полицейский и человек незаурядный.
– Очень любезно с его стороны. Передайте ему, чтобы перестал молоть чушь и нашел наконец Марианну.