Не зови меня больше в Рим
Шрифт:
– Да, но пока есть опасность, что тебе снова придется мчатся в Италию, а я не хочу, чтобы ты уезжала.
– Мне страшно приятно это слышать, дорогой, но не беспокойся: я сделаю все, что возможно, чтобы больше туда не ездить. Если понадобится кого-то отправить в Рим, я передам мяч Гарсону. Он ведь чувствует себя большим римлянином, чем Юлий Цезарь. Вот и дадим ему возможность еще разок побывать на приемной родине!
Маркос весело посмотрел на меня, и я поцеловала его в кончик носа. Все это было сказано мною совершенно серьезно. Кроме того, я не думала, что Коронас откажется послать в Рим Гарсона, который был в курсе всех деталей дела, к тому же наша роль в задержании мафиози оказалась второстепенной. Допрашивать их будет Торризи, а нам предстоит
Когда, оказавшись у себя в кабинете, я рассказала Гарсону про звонок нашего итальянского коллеги, он захотел немедленно с ним связаться, но пока звонить было преждевременно – надо было дать Торризи время для работы. Поэтому оба мы занялись своими делами; я взялась было доделывать так и не сданный отчет, но почти не продвинулась вперед: как только я начинала описывать допрос Росарио Сигуан, что-то парализовало мои мыслительные способности. Что-то странное и засевшее во мне очень глубоко мешало сделать объективное описание характера этой женщины и того, что случилось во время нашей встречи.
Я положила мобильник на стол перед собой и время от времени невольно поглядывала на него, словно сила моего взгляда и на самом деле могла заставить его проснуться. Но он, казалось, никакому воздействию поддаваться не желал; было уже без четверти двенадцать, а телефон продолжал молчать. Вошел Гарсон.
– Петра, а почему бы вам самой не позвонить ispettore? Не дай бог, подумает, что нам все это без интереса!
– Идите к себе, Фермин.
– Черт, уж чего я не умею, так это ждать! Может, сходим хотя бы в “Золотой кувшин”?
– Идите без меня. Если Абате позвонит, когда мы будем в “Кувшине”, я ничего не услышу. Сами знаете, какой там стоит гам.
– Ладно, но если появятся какие новости, сразу же меня известите.
Можно подумать, у меня самой нервы не были натянуты до предела, так тут еще Гарсон изводит. Я снова занялась описанием Росарио Сигуан: “Молодая женщина, которая тем не менее лишена, как кажется, свойственной ее возрасту энергии…” Наконец зазвонил телефон, и я чуть не взорвалась от злости, когда снова услышала голос Гарсона:
– Петра, я думал было съесть бутерброд с ветчиной, но не знаю, успею ли… Ведь если прямо сейчас позвонит Абате…
В трубку я слышала шум, обычный для бара в такое время. Я перебила Гарсона, стараясь не употреблять слишком грубых слов:
– Слушайте, Фермин, да съешьте вы, если хотите, хоть целую свинью, только не звоните мне больше.
Как только я дала отбой, зазвонил мой рабочий телефон. Это был Абате.
– Хорошие новости, Петра, очень хорошие новости. Допросы, которые провел Торризи, уже дали первые плоды. Глава одного семейства, принадлежащего к каморре, которого мы задержали, только что признался, что уже давно ведет дела с Нурией Сигуан и Рафаэлем Сьеррой. Подождем, что будет дальше. Я снова позвоню тебе, как только появятся новые подробности.
Я прикусила губу. Отлично! Теперь я могу взять за жабры этих респектабельных граждан. Я уже собралась позвонить Гарсону, но тут же вспомнила про его бутерброд. Поэтому решила звонок пока отложить и одна направилась к комиссару.
Коронас был явно доволен развитием событий, но одновременно
– Пока дело не дойдет до судебных инстанций – мы молчим, понятно, инспектор?
– Но мне надо поставить в известность обо всем судью Муро, мне потребуются новые санкции на арест, и на этот раз, надеюсь, без залога.
– Знаете, а в остальном время терпит, вам еще придется обменяться отчетами с итальянским судьей… Короче, мы молчим, договорились, Петра?
– Разумеется.
Судья Муро не мог скрыть изумления, услышав новости, с которыми я к нему пришла.
– Невероятно! Трудно даже вообразить пределы человеческой низости.
Вывод показался мне столь же философским, сколь и слишком общим, и я поинтересовалась, намерен ли судья предъявлять обвинение двум предполагаемым преступникам.
– Да, конечно, но хорошо бы прежде получить из Италии более конкретную информацию. Надо действовать предельно осторожно, когда дело касается таких известных семейств. Но вот ведь какая занятная вещь: как, интересно, Росалия, вдова Сигуана, сумела почувствовать, что за всем этим что-то кроется? Не случайно она пришла ко мне…
– Она имела в виду отнюдь не экономическую деятельность этой семьи, а только убийство своего супруга, и это, конечно…
– Лучше не продолжайте, инспектор, в том, что касается убийства, у нас улик против них нет.
– На мой взгляд, тут вы перестраховываетесь, ваша честь, достаточно усмотреть между фактами логическую связь…
– Логика не может лечь в основу обвинения, о ком бы ни шла речь. Нам нужны доказательства, признательные показания, документы. Теперь все зависит от вас. Если вы с коллегами хорошо проделаете вашу работу, появятся новые факты, и я как судья смогу облечь их в нужную форму. А теперь мне следует дождаться, пока мой итальянский коллега пришлет официальное сообщение о том, что у них происходит.
– А почему бы вам ему не позвонить? Мы бы выиграли время.
– Я предпочитаю не тратить государственные деньги на лишний международный звонок, инспектор. Сами знаете, какие нынче времена, это как раз тот случай, когда лучше недостараться, чем перестараться. К тому же, согласно элементарным правилам вежливости, позвонить мне должен именно он.
Я вышла от судьи, дрожа от негодования. Видимо, только я одна и торопилась поскорее узнать правду. Этот напыщенный маразматик, действуя по классическому сценарию, только тормозит развитие событий. Ну почему он не желает прямо сейчас обвинить этих двоих во всех грехах разом, ведь в его кабинете они сразу начали бы бить себя в грудь и во всем бы признались? Чтобы немного успокоиться, я часть пути решила пройти пешком. Потом вошла в бар и выпила кофе. Мне чудовищно не хотелось возвращаться в комиссариат, снова писать отчеты и разговаривать с Гарсоном… Лучше еще побродить по жаркой и спокойной Барселоне, в чистом небе которой светило почти что весеннее солнце. Разве кто-нибудь еще, кроме меня, стремился узнать правду о деле Сигуана? Вряд ли. Я глянула на свой телефон, который отключила, входя в кабинет судьи. Включить снова? Наверняка там найдутся послания от разъяренного Гарсона – расправившись со своим бутербродом, он почувствовал себя, надо полагать, покинутым. Но, в конце концов, таковы обстоятельства моей жизни, и придется смириться с ними, другого выхода у меня нет. Я включила мобильник, и после небольшой паузы на экране появился список звонков и сообщений. Большинство из них были от Гарсона, но один – из Италии. Я тотчас отзвонила туда и услышала голос Торризи.