Не зови меня больше в Рим
Шрифт:
– Показать свой норов – это как?
– Ну, потерять над собой контроль, перегнуть палку.
– Ага. И на выходные мы опять сможем приехать к вам, правда, Петра?
– Конечно.
– Мы будем вести себя хорошо. Я не буду больше кидаться фасолью в Уго.
– Слава богу, что мы не ели баранину, ведь кости, они куда тверже.
Она засмеялась и вышла из кухни, весело и мило подпрыгивая, как это любят делать девочки. Я закончила свои дела на кухне и поднялась в спальню. Маркос уже лег в постель и читал книгу. Он тотчас спросил меня:
– Ты думаешь, я хватил через край?
– Ну, нельзя сказать, чтобы ты вел себя очень мило, но, наверное, у тебя был довольно непростой день. – Я повторила то же самое,
– У тебя тоже наверняка был тяжелый день, но ты же не орала на них.
– Зато я могу разрядиться у себя на работе, обругивая преступников, – ответила я, восхитившись таким дежавю.
Маркос рассмеялся, но потом все-таки продолжал ворчать, так как гнев его еще не улегся до конца:
– У них точно шило в заднице! Нет чтобы тихо и спокойно побеседовать за столом. Да еще Марина устроила стрельбу фасолью!
– Слава богу, что мы не ели баранину – там кости, а они куда тверже.
Он засмеялся и обнял меня. А я была счастлива, так как, потратив минимум воображения и мыслительных сил, сумела сыграть роль омбудсмена. И, боже ты мой, как мне нравилась эта роль! Она так сильно отличалась от роли инспектора полиции, которую я обычно исполняла, роли, предполагающей погоню, преследование, ложь и всякого рода хитрости!.. Я возблагодарила судьбу за то, что вышла замуж за человека с тремя несносными отпрысками, которым я могла при желании показаться очень даже привлекательной.
На следующее утро от былой привлекательности не осталось и следа. Я стоя выпила на кухне кофе, пока дети отыскивали то, что было им нужно для завтрака, и, разумеется, не могли найти. Первым вопросом было: “А куда делись галеты?” Второго вопроса я не дождалась, так как, послав им воздушный поцелуй, пулей выскочила из дому. Позавтракала я в баре на углу, получив одинаковое удовольствие как от круассана, так и от возможности побыть наконец одной. Но я еще не начала нервничать, это мне только предстояло.
В комиссариате все уже было готово. Судья Муро согласился присоединиться к нашей оперативной группе, мало того, еще он согласился также посчитать присутствие Нурии с деньгами в назначенном месте доказательством вины обеих сестер в убийстве собственного отца. Комиссар Коронас тоже не хотел остаться в стороне от столь знаменательной сцены и решил отправиться вместе с нами. Мы провели переговоры с хозяином кафе, заверив его, что все будет происходить без лишнего шума. И он уступил моим коллегам свой кабинет на время ожидания. План был очень простым: мой телефон будет нужным образом настроен, и как только я получу сто тысяч евро, я незаметно нажму на клавишу, отправляя звонок Гарсону, – это послужит сигналом, и все трое мужчин немедленно окажутся рядом с нами.
Они уехали в кафе раньше меня. А я сидела у себя в кабинете и ждала приближения условленного часа. Внезапно меня кольнуло чувство, будто все складывается чересчур легко для того, чтобы закончиться удачей. Нет, неправда, какое уж там легко! Сколько времени мы вели свою добычу, а еще – поездки, внезапные убийства, малоубедительные улики, допросы… Только когда Марианна Мадзулло случайно упомянула про доллары, это навело нас на след. И вот сейчас Нурия Сигуан должна сделать то, что поставит в деле финальную точку – вина сестер будет безусловно доказана. Но, несмотря ни на что, я никак не могла понять, что двигало Элисой Сигуан, что заставило ее стать соучастницей преступления. В случае Нурии, напротив, все было очевидно: она хотела помешать ликвидации фабрики, которой всегда мечтала руководить, к тому же в наследство ей доставались весьма важные контакты отца с каморрой. А Элиса? Деньги не могли играть тут главной роли. Ненависть? Но разве ненависть способна сохранять свою силу, после того как ты много лет не встречался с человеком, которого ненавидишь?
Воздух на улице был свежий, приятный, он ласкал кожу. Минут десять я шла пешком, купила газету. Потом остановила такси, которое доставило меня к кафе “Самоа”. Немногочисленные в это время клиенты спокойно завтракали: служащие, забежавшие сюда в перерыв, элегантные дамы, сидевшие небольшими группками… Я выбрала место за столиком, который стоял в укромном уголке. Оставалась четверть часа до появления – или, напротив, непоявления – Нурии Сигуан. Я заказала чай. Попыталась сосредоточиться на чтении газеты, хотя не смогла разобрать ни слова. Несмотря на то что я ни на миг не сомневалась в виновности сестер Сигуан, я чувствовала себя как Иуда на Тайной вечере. Без трех минут одиннадцать я увидела входившую в кафе Нурию. На ней был костюм с жакетом бледно-розового цвета, на шее – шарфик в тон, на ногах – туфли на низком каблуке. В одной руке – сумка. В другой – картонный чемоданчик, какие продают в писчебумажных магазинах. Она поместила его на стол, заказала официанту кофе, и только когда тот принес ей заказ, соблаговолила заговорить:
– Вот то, что вы просили. Здесь всё. Надеюсь, вы мне поверите на слово и не возьметесь пересчитывать деньги прямо сейчас.
– Я же не сумасшедшая! Только гляну разок.
Я положила чемоданчик на колени и приоткрыла крышку. Там очень аккуратными стопками покоились купюры. Я подумала, что если бы они действительно предназначались мне, в этот самый миг меня бы охватила паника, а затем ее бы сменил полный паралич. Я сунула руку в карман плаща и нажала кнопку на телефоне, уже настроенном на нужный номер. Видимо, на лице моем, пусть и на долю секунды, мелькнуло что-то, что открыло Нурии мой обман. Она посмотрела на меня горестно и скорбно, как человек, понявший, что его предали. Поэтому она не слишком удивилась, увидев, что наш стол окружили трое мужчин. Комиссар Коронас произнес вполне ожидаемые в данной ситуации слова:
– Вы должны проследовать с нами в комиссариат.
И тут эта железная женщина внезапно превратилась в женщину стеклянную, она опустила голову и зарыдала. Здесь, в респектабельном заведении, где кто угодно мог ее увидеть, одетая в элегантный костюм барселонская дамочка Нурия Сигуан впервые дала волю своим чувствам.
– Моя сестра Элиса не имеет ко всему этому никакого отношения, – сказала она тихо. – Я сама велела убить отца. Только я одна отвечаю за преступление.
Коронас повторил:
– Вы должны проследовать вместе с нами в комиссариат. Пожалуйста. Там вы сможете все рассказать.
Плакала она почти столько же, сколько говорила, но и слезы и слова были одинаково бесплодными. Она раз за разом повторяла одно и то же: “Это сделала не моя сестра, а я”. И никто не мог сдвинуть ее с этой точки – ни Коронас, ни судья, ни Гарсон, ни я. Но, само собой разумеется, эта мантра не убедила ни одного из нас. А так как рыдания ее становились все более надрывными и неудержимыми, судья велел вызвать ее мужа, а также психолога, так как опасался, что у нее случится нервный срыв. Муж, естественно, не появился, а психолог порекомендовал отправить ее в больницу, где женщину постараются успокоить. Туда Нурию и препроводили под охраной полицейского, и до самого последнего мгновения она убеждала нас: “Это сделала не моя сестра, а я”.