Небесная лыжница
Шрифт:
Роберт хмыкнул:
— Полковник, зачем льстить? Я могу поверить, что у вас повышенное давление, но — повышенная скромность?.. Нет, ни за что.
— Хьюз думает, что у вас, Роберт, карманы набиты генеральскими звёздами, — без тени улыбки, не скрывай ненависти, заметил Оливер. — Или же хочет подсластить пилюлю по имени Опухоль.
Полковник, не поворачивая головы, небрежно бросил:
— Я не так глуп, как вы полагаете, Оливер. Я хоть делаю своё дело. Исправно делаю. А вы только обжираетесь за счёт налогоплательщиков и долдоните о «вторичных эффектах»... Условия вам
— Подлетаем, — прервал их ссору Стивен, выглянув из пилотской кабины. — Прошу всех надеть защитные костюмы.
— Какая гадость! — Ральф, поскользнувшись, упал, поспешно поднялся и теперь не знал, о что бы вытереть руки — бурая слизь выпачкала ему перчатки, клейкими лохмотьями повисла на коленях. — Здесь невозможно идти: всё расползается под ногами, всюду разложение и смрад. Здесь нечем дышать, доктор.
— Успокойтесь, — буркнул Роберт, останавливаясь и осматриваясь по сторонам. — Благодарите бога, что вам дали респиратор. Руки можете вытереть об одежду. Всё равно после дезактивации защитные костюмы сожжём.
Они шли по узкой просеке.
По обе её стороны вставала буро-зелёная стена деревьев, кустов и лиан, заполученных сюда, казалось, со съёмок фантастического фильма. Даже безразличного ко всему Роберта поразил их вид и размеры. Всё живое утратило здесь чувство меры и пропорции: папоротник уходил в поднебесье, будто кипарис, а тростник в болотце — тростник ли? — разбросал в разные стороны толстенные колченогие стволы. Кожистые листья-свитки, которые росли прямо из земли, чередовались с бурыми горообразными наростами, ядовито-зелёными космами слизи, которая на всех «этажах» опутывала этот странный лес.
— Я так понимаю, — брезгливо сказал Роберт, — вы сейчас занимаетесь идентификацией: что из чего получилось после взрыва генной бомбы.
Оливер, проследив его взгляд, отрицательно покачал головой:
— Нет, это не тростник. Это скорее всего хвощ. Или какая-нибудь поганая водоросль, покинувшая естественную среду обитания. Здесь всё перепуталось, доктор. Ни о какой идентификации не может быть и речи. Кстати, вся эта сельва — мутанты на уровне травы. Наросло... после взрыва. Мы же вам докладывали, показывали фото...
— Плевал я на ваши фото, — доверительно заявил Роберт, всматриваясь в хмурые лица попутчиков. — Что же вы мне все толковали: «вторичные эффекты», «вторичные эффекты». Бомба — я вижу — не выполнила свою сверхзадачу.
Хьюз насторожился, а толстяк, наоборот, сник.
— Поэтому я и просил вас, — пробормотал Оливер. — Так сказать, коллегиально, сообща... Лично я уже давно сложил оружие. Это непосильная загадка. Мы не ждали...
— Какая загадка?! — рявкнул Роберт. Ему ужасно захотелось глотнуть разок-другой из армейской фляжки, с которой не расставался, но не станешь же пить на глазах у этих болванов. — Нет загадки, нет никакой Опухоли. Есть элементарная неудача. Ваша «добрая бомба», Оливер, должна подавлять жизнеспособность генов, примитизировать их. Это аксиоматично. Но где здесь признаки
— Мы и есть экспериментаторы, — окрысился вдруг Оливер. — Вы ведёте себя так, шеф, будто мы фабриканты оружия, а вы — прогрессивный профсоюзный деятель...
— Лучше помалкивайте, — посоветовал ему Роберт, пытаясь на ходу сковырнуть ботинком какое-то низкорослое растеньице с удивительно мощными стеблями. — Не знаете кто мы такие — спросите у полковника.
Они как раз вышли на скальную террасу, несколько возвышавшуюся над унылой местностью Зоны. Хотя подъём был весьма непродолжителен, лица за прозрачными щитками респираторов посерели, в шлемофонах слышалось прерывистое дыхание.
— Мы тщательно охраняем зону Опухоли, — не без гордости заявил Хьюз. — Обратите внимание, доктор, вон на те сторожевые вышки. Кроме электронных систем, задействованы и старые добрые методы: круглосуточное патрулирование, тройное ограждение, естественно, ток.
Роберт хмуро кивнул. Пред его взором открылась почти вся Опухоль. В огромной массе зелени — гипертрофированной, уродливой — чувствовалось нечто грозное и нездоровое. Жизнь действительно здесь вспухла, размножилась вне всяких пределов. По краю сельвы, где над обезумевшей биомассой вытыкались сторожевые вышки, шла чёрная полоса. Такой же выглядела с высоты и просека, по которой они сюда пришли.
— Выжигаем огнемётами, — пояснил Хьюз, угадав невысказанный вопрос Роберта. — Каждое утро. И просеку тоже. Эту зелёную заразу иначе не остановишь.
— Вот именно, — подтвердил Роберт. — Ваша генная бомба, Оливер, не подавила, а разбудила ген. Признаки распада и разложения — это всего лишь результат непомерной жизнедеятельности растений.
Всё ещё обиженный биохимик буркнул:
— Ещё неизвестно что лучше: превратиться в бессловесную скотину, деградировать или помереть от того, что жизненные системы пойдут после облучения вразнос, сожгут самое себя.
— Что там? — вдруг испуганно прошептал Ральф. Его маленькая ручка указывала в сторону океана, берег которого скрывала распухшая зелень псевдосельвы.
— Где? — спросил Роберт.
— Там, там, там...
Золотистые лучи заходящего солнца выхватили в дальней «проплешине» несколько тростниковых крыш.
— Покинутые бунгало, — с готовностью объяснил Хьюз. — Использовались для съёмок какого-то фильма. Кинокомпания имущественных претензий не имеет.
— Всё-то вы знаете, полковник, — поморщился Роберт.
Оливер вдруг побледнел, а Стивен, который всю дорогу беззаботно насвистывал, зачем-то поправил кобуру пистолета.
Быстро темнело.
Уже не только крыши, но и сама «проплешина» растворилась в болезненном теле Опухоли. Из болот поползли смрадные туманы, а над Фиолетовой пустошью, куда пришёлся эпицентр взрыва генной бомбы, зашевелилось призрачное, беспокойное свечение.
Затем просека сузилась, нырнула в долину, и маленький отряд, спешно возвращавшийся к вертолёту, инстинктивно сгруппировался вокруг Роберта.