Небесная тропа
Шрифт:
Тем временем солнце принялось нахально заглядывать в окна. Сразу же сделалось жарко и душно.
Вернулась Светка с двумя бутылками «Изабеллы».
— А где Милослав? — спросила она шепотом.
— Немного переусердствовал, служа господину Фарну. Потому и пострадал, бедняжка, — улыбнулась Танчо. — А ты что здесь делаешь в такую рань?
— В том-то и дело, что я… понимаешь… — засуетилась Светка. Короче, за бабками пришла. Милослав обещал расплатиться утром. — Светка помолчала. — Если б я отказалась, ему бы все равно хана.
— Ну разумеется! Мы всегда во всем участвуем помимо воли! — кивнула Танчо. — Самое хреновое — это думать, что добровольно влез в дерьмо, которое вокруг булькает.
Светка недоверчиво оглядела Танчо.
— Не похоже, чтобы ты в дерьме валялась, — прошипела она зло.
— Ошибаешься, дорогуша! — хмыкнула Танчо. — Как только народ видит каблучки моих новеньких итальянских туфелек, так норовит тут же наложить на дорожку передо мной кучку побольше.
Топот в коридоре возвестил наконец о прибытии Милославовых подручных.
— Хозяин, почему дверь не заперта? — гремел, приближаясь, голос Кошелева.
С шумом троица ввалилась в комнату, все в ржаво-рыжих жилетках ремонтников, с желтыми повязками на головах. Лица красные, разгоряченные, будто булки из печи. У Главняка Кошелева губа разбита, у маленького суетливого Комара синяк под глазом. Третий хромал. Главняк нес, немного отставив руку, грязный холщовый мешок с надписью «сахар». Из мешка на пол что-то капало. Оглядевшись, Главянк положил мешок в угол и прикрыл сверху ковром.
— Господин Фарн вами интересовался, — сообщила Танчо, с любопытством разглядывая вошедших.
— Порядок, — буркнул Кошелек. — пусть приходит…
— Он не доволен задержкой, — продолжала выговаривать Танчо тоном заправской стервы.
— Да тут один козел… — пискнул было Комар.
— Заткни пасть! — рявкнул Кошелек. — Нам это по барабану.
— Короче, мы свое дело сделали. Теперь баксы гони, — опять пискнул Комар.
Третий подручный уселся за стол, разломил круг одесской колбасы и принялся жевать, яростно работая челюстями — будто три дня ничего не ел. Танчо заметила на его руках и одежде засохшую кровь.
— Откуда взялась эта телка? — вдруг спросил Комар. — Я ее раньше не видел.
— Ее Фарн прислал, — веско бросил Кошелек и подвинул Комара локтем.
«Ребятки Фарна боятся, — подумала Танчо. — До колик в животе боятся. Но страх этот им нравится…»
Тут Фарн явился.
Вошел, улыбаясь, будто собирался каждого одарить стодолларовой купюрой. Но Танчо он улыбнулся особо и, обойдя стол, поцеловал ей руку.
— Танечка, радость моя, ну порадовала, н угодила! — воскликнул он одобрительно и по-барски потрепал ее по щеке, как преданную собачонку. И Танчо почему-то не обиделась, а напротив, возгордилась. — А ваши успехи как, ребятки? — обратился Фарн к остальным.
— Все добыли, все принесли, как велено, — пропищал комар тонюсеньким
— Молодцы, детки, хвалю! Отметить надо, раз такое дело.
Мужчин уговаривать дважды не пришлось. Комар тут же исчез и так же неожиданно вновь возник с авоськой, полной водочных бутылок.
«Трамвайщики» расселись за столом, как хищные птицы, покрытые налетом ржавчины.
Стаканы наполнились, звякнули и опустели.
— Хороша, зараза! — крякнул Кошелек.
— Эх, от первой до второй промежуток небольшой, — пискнул Комар.
И все вновь остаканились. Хмель Танчо не брал, будто не водку она пила, а воду. Только тело все легчало, легчало, и уже стало казаться, что сейчас оттолкнется она от плоской спинки неудобного старинного стула и полетит по воздуху, плеща руками.
— А мне Рика все же жалко, — роняя слезу, шепнула Светка на ухо Танчо.
— Рика? — переспросила та.
Так это Рик там?.. Она глянула в угол — туда, где прикрытый ковром лежал мешок. На миг ей показалось, что мешок под ковром шевелится, будто внутри что-то живое. Не успел, значит, Рик вернуться. Не смог. Все внутри у нее содрогнулось от непомерной жалости, в то время как оболочка, скаля зубы в подобострастной улыбке, чокалась с Фарном.
— Я…я долго ждал этого часа, — нараспев произнес Фарн, будто певец, пробующий голос перед выходом на сцену.
Голос его всех завораживал — даже «трамвайщики» замирали с раскрытыми ртами, когда Фарн начинал говорить. С их губ на стол шлепались комья недожеванной колбасы.
— То, что когда-то было украдено у меня, теперь наконец принадлежит мне по праву! — Фарн поднял наполненный темно-красным вином хрустальный бокал — единственный редкостный бокал среди плебейского сборища дешевых рюмок и стаканов — и медленно осушил его.
«Откуда у него вино? — подивилась Танчо. — Ведь разливали водку… кажется».
— Мы готовы сдохнуть за вас, хозяин! — пискнул, весь извиваясь от избытка преданности, Комар.
— Возможно, случай скоро представится, — снисходительно улыбнулся Фарн.
В дверях призраком возник Милослав и, тихо скуля, стал указывать пальцем то на свою изуродованную челюсть, то на Танчо.
— Танчо здесь по моему особому приглашению, — сообщил Фарн. — Хочешь выпить за ее здоровье?
Милослав опять проскулил невнятное.
— Уйди, — поморщившись, приказал Фарн. — Ты свое дело сделал, можешь теперь отправляться в больницу и залечивать раны.
Милослав смотрел на Фарна, как побитая собака смотрит на жестокого хозяина, жалко вскинув брови и часто-часто моргая.
— Неужели ты не видишь, что портишь нам застолье? — нахмурился Фарн.
Милослав подавил вздох, попятился и исчез. А может и не возникал вовсе?
— Букашки полагают, что им положено нечто за их заслуги. На самом деле ничего никому не положено. Не так ли, Танчо? — оборотился к ней Фарн.