Небесная тропа
Шрифт:
ЭРик вопросительно глянул на Танчо. Ну конечно, дама должна сама решить: приказать рыцарю умереть за нее или позволить скромно удалиться и остаться целым и невредимым.
«Фарн велел мне здесь его дожидаться, — подумала Танчо. — Значит, как ни верти, но я должна остаться. Но что еще я должна сделать — кто мне ответит?..»
— Что ж ты стоишь, ЭРик? — спросила она насмешливо. — Твой покрытый шерстью приятель говорит вполне разумные вещи.
ЭРик медлил.
— Не волнуйся, я не обижусь на тебя. Какой смысл подыхать вдвоем, если можно вдвоем спастись, — продолжала Танчо все тем же насмешливым
— Я вернусь, — ответил ЭРик и, притянув Танчо к себе, торопливо чмокнул в губы.
Танчо хотела сделать вид, что разозлилась, но тут же передумала. Дверь за ЭРиком захлопнулась. Танчо зачем-то глянула в дыру, проделанную его кулаками. Да, силищи у мальчика хватает. Неужто Фарн еще сильнее?.. Танчо невольно содрогнулась.
— ЭРик вернется, — сказала она вслух.
Она почти ему верила. И она должна была признаться, что этот странный парень начинает ей нравиться. Когда он ушел, сердце ее начинало ныть, причиняя почти физическую боль.
— Можно, я вам песню спою, принцесса? — спросил пес.
И, дождавшись одобрительного кивка, задрал голову к потолку и завыл.
Глава 12
ЭРик минут пять давил на кнопку звонка, прежде чем дверь наконец отворилась. На пороге он увидел не Анастасию, а Барсика — в полосатых пижамных штанах, в драной майке, порвавшейся на круглом животе и… вдрызг пьяного. Но алкоголь не повысил его настроения — вид у Викентия Викентьевича был наимрачнейший.
— А, это вы, сударь, — пробормотал Барсик, часто моргая и строя гримасы: то морща и без того бугристый нос, то выворачивая наизнанку лиловые губы. — Анастасиюшки нет, никого нет. Тишина. Мертвейшая тишина… — И горестно всхлипнув, она направился в свою комнату. ЭРик последовал за ним. — Все ушли. Нету никого… — Барсик распахнул дверь и приглашающе махнул рукой. — Заходи. Нету никого. Ни единого.
— О ком вы? — не понял ЭРик, думая о своем.
— Шуликунчики мои ненаглядные! — Из глаз Барсика градом покатились слезы. — Все твердили наперебой: изведи их, изведи, надоели! И я извел их, несчастный! О, глупец! — Барсик вцепился в остатки волос и завыл еще громче. — Ну и какая радость в том, что их нет?! Какая радость в мертвой тишине?! Какая радость, что никто не рвет одежду, не рассыпает крупу и не ворует мясо из кастрюли, ну скажи, какая?! Нет, гадостнее этого дня не бывало.
Барсик, шатаясь, добрался до стола и, схватив початую бутылку водки, опростал ее в рот.
— Мне нужно снять заклятие, наложенное Фарном, — сказал ЭРик.
Барсик поперхнулся, остатки сорокоградусной потекли по его подбородку.
— Нет, увольте, против Фарна — ни-ни! Все вопросы к Анастасии.
— И скоро она будет?
— А вот это неведомо. Может, скоро, а может и до вечера не появится.
— Не дурите! — прикрикнул на него ЭРик. Викентий Викентьевич начал его раздражать: пьяный повадками он до боли походил на Рикова отца — та же манера головой качать и пальцем грозить. — Мы нашли талисман, и если он достанется Фарну… Ну, вы нам поможете?
— Нашли талисман? И где же? И что с ним? — Барсик так изумился, что мгновенно протрезвел.
— Талисман заперт в квартире Милослава Хореца, и мы
— «Мы», — передразнил Барсик и громко икнул. — Кто такие «вы»? О себе во множественном числе не стоит говорить. Рановато начинаете.
— Мы — это я и Татьяна Белкина, как выяснилось, по матери — правнучка штабс-капитана Крутицкого, то есть мы с нею — родня, и имеем какое-то отношение к Перунову глазу.
— Да, да, я понимаю, вы вдвоем имеете к нему отношение, — поспешно закивал Барсик, — но я-то не хочу никакого отношения иметь. Никакого! поднял вверх палец Викентий Викентьевич. — Вот так-то! — И потянулся вынуть из щели между шкафами очередную бутылку.
Этот жест вывел ЭРика из себя.
— Заткнись! Анастасии не боишься — меня бойся! — зарычал ЭРик и с такой силой сдавил руку Барсика, что тот по-поросячьи взвизгнул от боли.
— Нет, что вы! Я готов! Ой, ой, только пусти…
Барсик извивался, как мышь, у которой хвост прихлопнуло мышеловкой. Хвостом в таких случаях приходится жертвовать. ЭРик разжал пальцы, и Барсик рухнул на пол, баюкая прищемленную руку.
— Что за изуверство, — причитал пострадавший, вновь заливаясь горючими слезами. — Неужели нельзя как-нибудь иначе, по-человечески? Доводы там, доказательства, убедить логически…
— Ты же трус, — пожал плечами ЭРик. — Тебе доводы не нужны — только сила.
— А хоть и трус! — Барсик обиделся. — Ты ж ко мне за помощью пришел, а не я к тебе. Вот возьму… — залупнулся было Барсик.
— Вставай, — сказал ЭРик. — Наплюй на свой страх перед Фарном и вставай. Из любви к Анастасии — встань!
Барсик вновь захныкал, но неожиданно смолк, сглотнул и решительно набычив голову, полез по лесенке на самый верх за потрепанными толстенными фолиантами.
— Будем рассуждать логически, — бормотал он, раскладывая книги на столе и стирая рукавом пыль с заскорузлых, потрескавшихся от времени переплетов. — Кто такой Фарн? Всего лишь безумная, гипертрофированная жажда власти. Ну-с, так что же он сделал?
— Он заклятием окружил квартиру, мы не можем вынести талисман.
Понимающе кивнув, Барсик раскрыл фолиант. Прочитал пару строк, снова листнул, прочел абзац, ведя по строчкам пальцем, и вдруг сонно качнулся, глаза его закатились, и он бы опрокинулся на пол, если бы ЭРик не подхватил его. Встрепенувшись, Викентий Викентьевич спешно протер кулаками глаза, зевнул, рискуя сломать челюсть, и непонимающе глянул на ЭРика. За мгновение сонного оцепенения, что на него накатило, он начисто забыл, о чем шел разговор. Но сознаться в этом счел для себя зазорным и, придав лицу сосредоточенное выражение, перелистнул несколько страниц.
— Так… На чем бы там, бишь, остановились? — деловито проговорил он и, искоса глянув на ЭРика, поинтересовался: — Успех в любви нужен? Так это пожалуйте. Вот, к примеру: «Сложить вместе пять своих волосы и три волоса любимой особы».
— Нет. Мне нужна запертая комната.
— Так и говори, — пьяно закивал Барсик, — ну-ка, посмотрим, что там про комнату. — Он опять перелистнул несколько страниц и принялся водить пальцем по строчкам. — Ага, нашел! «Помешать выйти из комнаты: высушить и стереть в порошок сердце волка — пятьдесят пять гран — и сердце лошади пятьдесят гран — и насыпать на порог у входных дверей».