Небесный принц
Шрифт:
Не стерпела я, ответила резко:
– Вы бы, любезные, решили сначала, с кем разговариваете! Если с государыней, то извольте стоять передо мной, как по чину положено! А если с инокиней Марфой, то посулами вашими меня не соблазнить и угрозами не запугать! Я в монастыре уже пятнадцатый год, и власть признаю лишь одну - Господа нашего!
– Не гневайся, матушка! Коли надо тебе подумать над ответом, то подумай, а мы обождём, - князь с опаской оглянулся на поляков.
– Не о чём мне думать, будь по-вашему. Только не знаю, смогу ли прилюдно солгать!
– Ты, государыня, не
– князь смотрел мне в глаза поверх плеча поляка.
– Не выйду я к нему! В карете везите, пускай царевич ко мне подходит и далее в Москву сопровождает. Кому ещё я признаться должна?
– Думе боярской, матушка! А дьяки грамоту напишут про то и зачитают народу, и более ты никому ничем не обязана!
На том разговор и закончили. Вернувшись к себе, стала я на молитву всенощную. Не вернуть сыночка моего, так пусть всё на прах изойдёт. Пожалеют бояре, что игру опасную, кровавую затеяли. Отольются им мои слёзы!
Знать бы, за какие грехи Господь меня наказал, за что жизнью такой наградил рабу свою...
Герберт фон Шлиссен. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, январь 1979 года
"И всё же мне не непонятно, за какие грехи русской царице Марии досталась такая тяжёлая судьба..."
Вентилятор с прозрачными лопастями лениво крутился под потолком, разбрасывая по стенам спальни солнечные зайчики. Я проснулся отдохнувшим, несмотря на то, что читал до глубокой ночи про последнюю жену Ивана Грозного, царицу Марию Нагую. Да, ей не позавидуешь. Что же заставило бывшую царицу признать своим единородным сыном Дмитрием, ставленника ненавистных поляков Гришку Отрепьева, которого окрестила история Лжедмитрием I, сыном, почти пятнадцать лет назад умершим у нее на руках? Страх перед скорой и мученической смертью? Не думаю. При этом она, столько лет прожившая в монастыре, прекрасно понимала, что лжесвидетельство - тяжкий грех, но, тем не менее, сознательно пошла на него.
Я уверен, что главным мотивом её поступка стала месть. Мария платила за свою поруганную жизнь, за несчастную женитьбу, за убийство сына и долгие годы иноческого уединения. Она не смогла утешиться и простить. Признав самозванца Лжедмитрия I своим сыном, решила вернуть должок ненавистным Годуновым и Шуйским, которые так люто страшились польской интервенции. При этом вернуться в Москву, побыть еще некоторое время царицей-матерью в Кремле - это был для нее приятный дополнительный резон. Что же, она отомстила своим обидчикам, как смогла.
Чувствуя ноющую боль в спине, я осторожно поднялся с кровати и, тихо ступая, вышел на балкон. Внизу, в садике, Мария срезала с кустов желто-кремовые розы, складывая их в плетеную корзинку, видимо, чтобы украсить свежим букетом наш обеденный стол. Улыбаясь, я наблюдал за тем, как она, что-то тихо напевая, выбирает очередной цветок. Её облик поразительно напоминал героиню картины английского художника Джона Уотерхауса "Душа розы".
Еще недавно я испытывал к Марии лишь чувство глубокой благодарности,
За завтраком я рассказал Марии то, что узнал из книг о русском царе и его окружении. Видимо, я слишком увлёкся, так как она взяла меня за руку и с тревогой посмотрела мне в глаза.
– Дорогой, ты слишком много читаешь! Твой мозг пребывает в постоянном напряжении. Ты как будто стремишься услать свою душу из тела на поиски новых видений. Я опасаюсь, что дьявол специально прельщает тебя картинами, тешущими гордыню, чтобы привлечь твою душу на свою сторону.
– Возможно, ты права. Я просто хочу сказать, что царь Иван отнюдь не был таким чудовищем, как его принято считать! И то, что он к концу жизни был одержим припадками гнева - это тоже можно объяснить! Насильственная смерть родителей, предательские убийства его жен и детей, вероломство ближних бояр - фактически Государь всю свою жизнь провёл одиноким человеком, однако невзгоды не сломили его. Он был личностью, заслуживающей уважения потомков! Ты не представляешь, какие жестокости творились в то время. Вельможи и после смерти царя вели себя, как пауки в банке, устраняя не только своих конкурентов, но и их наследников!
– Герберт, в православии есть очень интересная мысль. Если мы попадем в рай, то удивимся трем вещам: мы не увидим в раю тех, кто там должен бы быть по нашим человеческим понятиям; мы увидим тех, кого вроде бы там быть не должно; и, наконец, мы удивимся, что сами там оказались. Хорош или плох был русский царь, для меня не важно. Но ты так увлекся Иваном Грозным, что скоро потребуешь обращаться к тебе не иначе, как "Ваше царское величество", и мы все при твоём появлении должны будем падать ниц и лобызать края твоих одежд!
Тебя как будто радует сама мысль о том, что якобы в прошлой жизни ты был столь известной исторической личностью, Грозным царем Московии. Поверь мне, не стоит становиться Иваном IV, ведь я люблю тебя за то, что ты Герберт фон Шлиссен, добрый, умный, талантливый и мужественный человек! Я понимаю, ты возмущен несправедливостями, происходившими 400 лет назад, но разве с тех пор их стало меньше? Люди, отрицая существование Бога, ведут себя так, будто бы для них не существует никаких норм и правил человеческой морали. Всегда были и всегда будут те, кто хранит Господа в своём сердце, равно как и те, кто изгнал его оттуда! И главное, уверяю тебя - не существует никаких прошлых жизней, есть только одна - здесь и сейчас!
Я засмотрелся на разгоряченную спором Марию - такой прекрасной я еще её не видел! Раскрасневшись, она возбужденно и в то же время плавно жестикулировала изящными руками. Учащенное дыхание вздымало её полную волнующую грудь, устремляя мой взволнованный взгляд в глубокий вырез блузки. Она смотрела на меня, сидящего в инвалидном кресле, взглядом, который я не берусь описать. Казалось, её широко открытые глаза излучали целую гамму чувств - страсть, заботу, желание любить, надежду, что я отвечу ей взаимностью.