Небесный суд

Хант Стивен

— Может ли ваша сестра выяснить, когда власти собираются выслать из города новую партию горняков? — задал очередной вопрос Гарри.

— Я не намерен отвечать на ваши вопросы, — резко парировал граспер. — Достаточно одного взгляда на вас, на трех маньяков, чтобы понять, что можно легко угодить в беду. Я вынужден прятаться, и единственное, что мне остается — исчезнуть самому прежде, чем кто-то другой поспособствует этому.

— Подумайте о вашем отце! — напомнил ему Оливер. — Ему ведь было небезразлично, что происходило с вашими соотечественниками, и он был готов

помочь им.

— Я боюсь, — честно признался граспер и поежился.

— Мне знакомо это чувство, — произнес Оливер. — Я вынужден спасаться бегством с того самого дня, как покинул свой родной дом в Хандред-Локс. Те, кто преследуют вас, покоя вам больше не дадут. В любом месте, где вы станете прятаться, вы каждый день будете удивляться тому, что все еще живы. Или в одно прекрасное утро просто не проснетесь. Вы же не хотите жить вот так, в вечном страхе. Подумайте о вашем отце, который, возможно, лежит под той грудой мертвых тел, которые вы видели глубоко под землей. Неужели вам не хочется отомстить за него? Тогда дайте им пищу для размышления… пусть они думают о нас.

— Хорошо, — согласился граспер. — Если вы узнаете, когда улетает следующий аэростат, я согласен рассказать вам подробности. Это может случиться уже через несколько дней. Здесь почти не осталось старых шахтеров — в шахты спускаются считанные единицы.

— Мы останемся здесь, — пообещал Оливер.

— Ты молодчина, Оливер, — похвалил Гарри своего юного спутника после того, как граспер ушел.

— Нужно было немного добавить огня в его душу, — ответил Оливер. — Вы же видели страх в его глазах.

Гарри смерил юношу пристальным взглядом. В Оливере произошли какие-то неуловимые изменения, не до конца понятные.

— Вы намерены следовать за аэростатом домой, — произнес Стимсвайп.

— Отнюдь, — возразил Ловец волков. — В мои планы входит другое — я собираюсь незаметно проникнуть на борт этой штуковины. Большую часть своей жизни я занимался тем, что провозил на борту аэростатов контрабанду. Если я не протащу вас на губернаторский корабль, считайте, что я даже не достоин того, чтобы меня как вора вздернули на виселице.

— Тогда будем считать, что мы уже летим, — подвел итог паровик.

В задней комнате церкви Оливер беспокойно дергался на кровати. После того как Шептун перестал являться к юноше по ночам, его сны сделались бесформенными и лишенными логической последовательности. Когда он просыпался, в его памяти оставались лишь смутные воспоминания. Что еще хуже, теперь ему стали сильно мешать звуки работающего в шахтах оборудования. Оливеру они были в новинку. Он привык к буколической умиротворенности и тишине у себя дома в Хандред-Локс. Он мог спокойно спать под звуки шторма, когда волны с силой бились о величественную стену дамбы, а вот грохот шахтерских башмаков о камни мостовой не давали ему покоя по ночам, когда в шахтах заканчивалась рабочая смена.

Оливер бежал через леса, раскинувшиеся за Севенти-Стар-Холлом. Его преследовали полицейские и люди из Небесного Суда. Оливер слышал, как Пуллингер

что-то кричит ему вслед, кажется, обещая простить его, если он сдастся. Голова юноши раскалывалась от острой боли, обруч которой стягивался все туже и туже. В ней мелькала одна и та же мысль: пощадите меня, пощадите меня, пощадите меня! Пока он бежал, к этому сну начал примешиваться другой — хотя разве можно видеть сон во сне? — мелькающие копыта, летящая в ночи черная лошадь с горящими, демоническими глазами. На пути у нее возникли солдаты, но лошадь с седоком смяли их. Послышались крики — это он влетел в окно и теперь стоял на крыше. Раскаты грома и молнии плотным коконом окутали его подобно светоносному нимбу.

Затем Оливер снова попал в чащу растущих за домом деревьев, и гром переместился вместе с ним в другой сон, где превратился в смех, басовитый и омерзительный. Казалось, будто каждое дерево в лесу одержимо дьяволом. Но этот гнусный смех исторгало его собственное горло. В ночи неожиданно возникли две фигуры в красных мундирах. Все так же смеясь, он свернул шею первому солдату, затем выхватил винтовку у второго и, изловчившись, перебросил красномундирника через голову. Затем потянул винтовку на себя и пригвоздил солдата штыком к земле. К ним подбежали другие солдаты, но, заметив бешено хохочущего Оливера, поспешили скрыться. Его тень метнулась вслед за ним как огромный плащ, как нечто живое, повинующееся всем его прихотям.

— Вот моя шея! — закричал Оливер. — Вот моя шея! Она ждет палача на эшафоте, ждет охотничьих кошек калифа, ждет приговора Небесного Суда! Кто же все-таки возьмет ее?

Он видел их, ощущал их присутствие. Все злые намерения, все грехи, мерцавшие злобными искрами в темноте; они изо всех сил пытались исчезнуть и вместе с тем отчаянно взывали к собственному уничтожению.

— Там, где есть зло, — шептали деревья.

— Там, где есть зло, — повторял как клятву Оливер.

— Его позовут.

— Его позовут. — Головная боль сделалась нестерпимой, и он упал на землю, вцепившись пальцами в пылающий лоб.

— Тьма — твой плащ. Страх — твой союзник. Коварство — твоя манна небесная.

Чувствуя, как ослабевает туман боли, Оливер огляделся по сторонам. И наполнил лес новыми раскатами сатанинского хохота.

— Ночью я стану владыкой мира!

— Оливер! — принялся расталкивать спящего юношу Гарри Стейв.

— Я слышу какой-то шум, — произнес полусонный Оливер. Он не сразу понял, где находится и даже, возможно, кто он такой.

С улицы доносился топот ног по покрытой сажей мостовой. Горожане спешили посмотреть собственными глазами на утреннее зрелище. В комнату вошел священник, и, подойдя к окну, выглянул наружу.

— Там паровики. Целая армия.

Действительно, это была целая армия. Неподалеку о церкви колонна паровиков шагала, четко печатая шаг, по три металлических человека в каждом ряду. Из их бойлерных труб в небо поднимались клубы грязного черного дыма.