Небо для Баккена
Шрифт:
«Ты пойдешь со мной».
– Зачем?
Умный вопрос. К нему б в пару еще «Куда?».
«Огонь. Ты будешь добывать его».
Уж кем я никогда не мечтал стать, так это служителем Дракона. Тем более такого наглого и самоуверенного.
– А теперь в милости своей ответь: зачем это нужно мне?
«Ты человек. – Баккен даже на секунду не задумался. – Сил выбраться одному тебе не хватит, – безмолвная речь, обычно звучащая как шорох песка в огромных часах, теперь напоминала о сухом снеге, засыпающем неглубокую могилу. – А я помогу тебе попасть домой».
Не поспоришь. Я не позволял себе думать,
– Баккен… – Я даже зажмурился и сжал пальцы в кулаки, как в детстве, когда загадывал о подарке на день рождения или праздник Нюсне. – Баккен, ты правда мне поможешь? Ты не обманываешь?
«В этом нет пользы для Драконов».
Придется идти с ящером. Пусть даже он относится ко мне всего лишь как к ходячему огниву.
«Нет, – тут же ответил Баккен, хотя я не произнес вслух ни слова. Неужели он способен читать мысли? – От тебя будет еще польза. Мы слишком давно ушли с поверхности. Мир изменился. Расскажешь».
О, Дракон, чтоб тебе провалиться обратно в подземелье!
– Баккен, что нужно, чтобы скорее идти дальше?
«Ноги».
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Ларс не позволил бы ей сделать это. Когда в первый раз попали в храм Дода и стояли на берегу океана, уже не чужие, но еще не понимающие, кем станут друг для друга, он все отстранял ее рукой от набегающих волн. Ни тогда, ни после не встававший между ведьмой и ее стихией, Ларс Къоль готов был защищать любимую девушку от любой опасности, в том числе от холодной, темной, глубокой воды. Хищной, ненасытной…
Волны нетерпеливо дергали за подол. Делай, что задумала, или убирайся! Но помни: в другой раз тебя уже не примут.
– Да, – задумчиво сказала Ингрид, – я слышала о таком. Но сама не умею, нет… – Ведьма крепко переплела пальцы и опустила глаза, будто боялась признаться в чем-то недостойном. – Я не знаю…
– Ты просто не смогла, – сказал Орм. – Мергрит учила тебя, но…
– Выжившая из ума старуха! Кому сейчас нужно…
– Этой девочке. Отвезешь ее в Замерзший лес и скажешь Мергрит…
– Хочешь заполучить в орден еще одну ведьму?
Ингрид вышла, сердито хлопнув дверью.
А на другое утро, поминая сквозь зубы фунсову тещу, разбудила Герду чуть ли не на рассвете и, велев ей собираться, запрягла кхарна в маленькие сани.
Дерево в земле Фимбульветер редкость. Белое Поле пустынно, не вдруг увидишь в нем возвышенность, увенчанную толстой, в два обхвата голубой сосной, от корней которой ползет колючий приземистый хвостовник, или ряд мрачных, похожих на занесенные снегом шатры, елок. Только безлистное, в лохмотьях отстающей коры серое дерево тут и там темнеет среди снегов неопрятными раскоряченными кляксами.
Но есть место, где деревьев много, и стоят они тесно, купно. Это Замерзший лес.
Никто не помнит, да и помнить уже не может, что случилось здесь несколько веков назад. Знающие люди поговаривают, что мороз, словно хищный зверь, кружил вокруг
Много веков стоит Замерзший лес, не меняя своего обличья, – дивная красота, словно созданная искусным стеклодувом, но не оживленная руками и дыханием, любовью мастера и потому не завораживающая, а пугающая.
Как можно здесь жить, дышать? Но Ингрид уверенно правила прямо вглубь леса, и вот открылась поляна, а посреди нее сложенный из камней небольшой домик. Снег перед ним лежал нетронутый. Ни человеческого следа, ни звериного, ни от санных полозьев.
– Что-то не видно Мергрит, – словно нарочно повысив голос, сказала Ингрид. – Как бы не пришлось… А, нет, у себя ведьма, вон печь топит.
Над крышей домика и впрямь вилась тонкая струйка дыма. Единственное движение в этом заколдованном ледяном царстве.
– Помоги-ка.
Ингрид вытащила из саней несколько тюков, один сунула Герде, прочие подхватила сама и, увязая в снегу, побрела к дому.
– Эй, хозяйка! Жива ли?
– С утра солнце видела.
Герда знала, что Мергрит стара. Если верить Ингрид, то лесная отшельница родилась еще до прихода ледника. Но голос, ответивший из-за двери, был если не юным, то и не старческим – звучным, сильным. Да и женщина, вынырнувшая на крыльцо из сумрака дома, вовсе не походила на сгорбленную высохшую каргу, какой только и может быть колдунья, чьи глаза видели, как, с неторопливой неизбежностью поглощая свободную и живую прежде землю, подступает ледник. Налитая молодка, вся румяная, золотистая, такая пройдет, притоптывая каблучками, да оглянется, словно невзначай, через круглое плечо, да сверкнет живыми сапфировыми глазами, да улыбнется белозубо – так вся улица зайдется единым восхищенным мужским вздохом: «Хороша, ведьма!»
Мергрит стояла, сложив руки, и на фоне белого передника хорошо видны были странные пестрые перчатки, оставляющие открытыми кончики пальцев. Нет, не перчатки, а множество тонких нитяных колечек, надетых, похоже, в несколько слоев. Они скрывали пальцы, ладони женщины, вились на запястьях уже в виде браслетов. Ведьмы заплетают в такие время, сберегая впрок, словно рачительные хозяйки всяческие варенья и соленья. У Флорансы, светлая ей память, тоже были такие, позволяющие ей сохранять молодость и красоту, но значительно меньше. А Ингрид колечки времени не носила вовсе.
– Что привезла? – Мергрит оценивающим взглядом окинула свертки и кули. – Вот это хорошо. И это… Зимовать можно. А это кто? – Лесная жительница посмотрела на Герду так же, как и на привезенные из храма припасы.
– Ученица к тебе, если примешь. Орм велел.
– Ишь, скрипит еще, пенек старый… Что Орм задумал, и звезды не поймут. А вот тебе, девочка, зачем это надо? Хотя нет, молчи, чего время терять, сама после пойму. Ступай в дом.
Мергрит посторонилась, еще и рукой указала, как будто на поляне, кроме ее жилища, были еще какие-то дома.