Небо и земля
Шрифт:
— Жалко. Нашего колхоза сейчас не узнать. Как раз тебе не мешало бы посмотреть.
— Я спешу… Уезжаю на этой машине…
— Ничего не скажешь, — Додя Бурлак покачал седой головой, — жить бы можно. Можно бы жить, если б не война… Скажи, товарищ Элька, что ж это будет? Сколько это может продолжаться? Ты ведь знаешь больше нас…
— Я знаю столько же, сколько и вы.
— Ну, все-таки. Ты там с большими людьми… До каких же пор? Вон ведь уже до Минска дошли.
— Каждый день новое направление, — сокрушенно вставил Триандалис.
— Не дай
— Что же это за сила такая, что нельзя ее остановить?
— А я понимаю, — задумчиво сказал Калмен Зогот, снимая соломинку с бороды. — Я думаю, что мы их заманиваем в западню, и скоро им конец.
— Дай бог, дай бог, — поддакнула Катерина. — Ну, а ты-то как? Расскажи хоть, как ты живешь? Кто твои муж? Тоже гуляйпольский?
— Нет, с Урала.
— С Урала? — переспросила Кукуиха. — О, должно быть, большой начальник…
Элька чувствовала, что у нее кружится голова — может, и потому, что за весь день у нее маковой росинки во рту не было. Она нетерпеливо оглянулась на машину. Скорее бы уехать.
Бидоны заняли весь кузов. Шефтл с озабоченным видом стоял возле шофера и, разговаривая с ним, глядел издалека на Эльку. Юркий старичок экспедитор, отвечая, кивал и одновременно подписывал на крыле машины какие-то розовые квитанции.
Элька стала прощаться.
— Будьте здоровы… Кланяйтесь Хонце, Хоме, всем, всем, — говорила она уже на ходу.
— Я хочу вас о чем-то попросить, — тихо сказала Доба, следуя за Элькой. — Мне бы вот ссуду получить. Небольшую. Я одна… Замолвите за меня словечко в райисполкоме.
— Вам и так дадут, — ответила Элька.
— Ну хоть словечко, пожалуйста. С вашей просьбой они посчитаются.
— Напрасно вы так думаете, — сказала Элька с горькой усмешкой.
— Нет, я знаю, вы же в «Заготзерне» главный начальник. Ну, я прошу вас…
Шофер включил мотор, и Элька побежала к машине.
— Вот так, возомнят о себе и не хотят другому малейшего одолжения сделать, — ворчала Доба.
— Ну, едем! — умоляюще попросила Элька.
— Ум-гу, — ответил экспедитор, закуривая папиросу. Элька подумала, что, предложи он ей сейчас сесть
в кабину, она бы не отказалась. То, что придется сидеть среди бидонов, ее не смущало, но вокруг стояли колхозники и, главное, среди них был Шефтл, и было неприятно у всех на виду перелезать через борт кузова. Но экспедитор не предложил.
— Ну, Шефтл… — Элька подошла к нему, полола руку. Больше она ничего не могла сказать. Ухватилась за борт, стала ногой на колесо и, придерживая платье у колен, перелезла в забитый бидонами кузов. Все смотрели на нее. Растерянно улыбаясь, она махнула рукой.
В эту минуту мотор загудел, машина рванула с места, Элька покачнулась и упала на приплясывающие бидоны; зацепившись за проволоку, порвала пальто.
«И откуда, черт бы ее подрал, взялась эта проволока!» Элька с трудом протиснулась между бидонами ближе к кабине. Здесь хоть не так трясло. Оглянулась она, когда они были уже возле подсолнечников, и увидела издали, как двуколка Шефтла
Шефтл ехал шагом. Давно у него не было так муторно на душе. Только что была здесь Элька, и вот ее уже нет. Уехала… Оставив двуколку около двора, он направился к дому. Переступил порог и остановился, широко раскрыв глаза: на Шмуэлкиной кровати лежала, зарывшись головой в подушку, Зелда и громко плакала. На полу молча сидели дети, только Курт стоял возле Зелды и робко гладил ее по ноге.
— Что случилось? — спросил Шефтл смущенно. Дети испуганно посмотрели на отца, а Зелда, услышав его голос, разрыдалась еще громче.
— Что? Сильно палец болит? — Шефтл подошел к кровати и нагнулся над Зелдой.
Она продолжала рыдать.
— Вы чего тут собрались? — прикрикнул он на детей. — Ну-ка, марш во двор!
Внезапно Зелда оторвала голову от подушки и села на кровати.
— Зачем ты гонишь детей? Пусть они знают, пусть… О господи, в такое время. Война… Завтра, избави бог, могут забрать… Оставит меня одну, с такой семьей… А он о чем: думает? Одно баловство на уме… О господи… Не хочу больше жить… Не могу…
Шефтл строго посмотрел на ребят, и те, опустив головы, вышли во двор.
Зелда снова упала на кровать и заплакала тихо, сдавленно, будто совсем обессилела.
— Зелда, ну что ты… ну что я сделал такого? — он осторожно присел рядом и погладил ее по плечу.
— Уходи от меня! Теперь я знаю, почему ты тогда задержался, — проговорила она сквозь слезы. — Я тут чуть с ума не сошла… не знала, что думать, а он у нее развлекается… Отец четверых детей… А эта… Как ей не стыдно! Ведь у нее муж, ребенок… Никогда бы про нее не подумала. Теперь все понятно. Это ты у нее ночевал в прошлое воскресенье. А сейчас она приехала к тебе. Выфрантилась… В такое время! Ведь война!
— Что ты говоришь, Зелда… Да что за глупости ты говоришь! — Шефтл почувствовал, что на нем взмокла рубаха. — Ну, а если я и зашел к ней? Нельзя, что ли?
— А почему ты мне раньше ничего не сказал, почему молчал целую неделю? Ведь с тех пор уже целая неделя прошла… Почему ты мне не рассказал, что ночевал у нее? — твердила Зелда, приподнявшись и глядя на Шефтла. Лицо у нее искривилось, глаза распухли, нос покраснел. Шефтл еще никогда не видел ее такой некрасивой.
— Да ты что? Кто ночевал? Сама не знаешь, что мелешь! Я заскочил к ней на минутку. А потом ушел в Дом колхозника! Вот где я ночевал.
— А зачем она к тебе приехала? О чем вы шушукались?
— Не кричи. Почему ты кричишь? Мы… Она хотела… Она должна была мне рассказать…
— С чего это она должна тебе что-то рассказывать? Кем ты ей приходишься?
— Как так — кем прихожусь?… Люди мы или нет? Ей теперь тяжело… у нее горе.
— Какое горе?
— Ну… — замялся Шефтл, — этого я тебе не могу сказать.
— Собственной жене не можешь сказать? Она тебе ближе, чем я! У тебя с ней секреты… Лучше бы я до этого не дожила! — И Зелда снова залилась слезами. — Уйди… Уйди от меня…