Небо на дне: 15 лет переписки и встреч с пожизненно лишенными свободы
Шрифт:
Разумеется, больше этот магазин никто не обворовывал, я ревностно за этим следил. Порой владелец не хотел закрываться, уезжая за товаром, и просил меня посидеть в магазине. Мне позволялось брать все, что и сколько пожелаю (помимо того, что мне как бы неограниченный кредит был открыт всегда). Но даже и в мыслях я не допускал хоть до чего-то дотронуться. Это казалось мне кощунством, потому что человек мне доверял. Доверие для меня все. За доверие я наизнанку вывернусь. Потому что, если обману, не люди судить и презирать будут, а собственная совесть.
Потом другой участковый появился. Я же продолжал проказить в других местах, поскольку с органами-то я «войну» не прекращал. Новый участковый был закреплен за мной, и он, в отличие от прежнего, просто нормально поговорил, предложил дружбу. А как я могу не послушать нормального человеческого языка? Я был рад, признателен и согласен. Он меня и с женой своей познакомил, и даже показал, где у него ключ от квартиры всегда лежит. И сказал, что я, если что, всегда могу запросто этим ключом воспользоваться. А мне уже было 14 лет, и я уже был подсуден.
Как-то утром приехала милиция, забрали меня в отделение и вновь стали принуждать «сознаться» в преступлении, которого я не совершал. Это и возмутило меня, и шокировало. Ведь я же более года старался изо всех сил быть самым лучшим. У меня в голове не укладывалось, как они не понимают, что за меня поручился человек! И я даже в мыслях не способен был подвести, обмануть его доверие. Но без толку им было что-то объяснять. Они воспользовались моей юридической неграмотностью. Я не знал, что без родителей, педагога и адвоката они не имеют право допрашивать меня. И что без санкции прокурора не могут меня закрыть. Они же мне сказали: «Условно у тебя есть, поэтому или ты соглашаешься, что это ты совершил, или мы тебя сейчас закрываем, и будешь ты сидеть». А откуда я знал, что они врут? Думаю, ладно, мне бы только отсюда выйти. Сделаю, как им хочется, а отсюда сразу же пойду к судье, все ему расскажу и объясню. Согласился я с ними, они адвоката позвали, и я при нем подписал все, написанное следователем. Когда мы с адвокатом вышли, он начал мне нотации читать: мол, опять я, такой-сякой, взялся за старое! Теперь точно меня посадят. Я ему объясняю, что ничего я не делал, ну и вообще все. А он не верит. Мало того, говорит, что и к судье мне со своими баснями нечего соваться. Никто мне не поверит и даже слушать не будет. Тут до меня стало доходить, что я слишком наивен и глуп, что былая репутация против меня сейчас работает. И что если даже адвокат мне не верит, то и никто не поверит. И я как бы отчаялся или сломался. Находясь под подпиской, убежал из дому, уехал к родственникам. Бегал, бегал и добегался. А вернее, докатился до того, что оказался за решеткой. Впервые – в 16 лет. И еще за убийство. Как вот и сейчас тоже пребываю здесь за убийства.
Ну и, полагаю, Вы понимаете, сколь невысокого мнения я о себе и почему считаю себя недостойным Божьего доверия. До убийства у меня было некое моральное преимущество. Я знал, что я как бы без вины виноват, что меня несправедливо травят и гонят, а я огрызаюсь. Для себя я знал, что вот там, в душе, я не так уж плох, даже совсем не плох. Просто меня намеренно делают плохим. Тогда я это знал, а теперь этого не знаю. Нет у меня больше в душе этого сознания морального преимущества. Грани стерлись, исчезли, и я вижу, что ничем не отличаюсь от других преступников, даже превосхожу их в безнравственности. Я – человекоубийца. Вот и все этим сказано! Раз дерзнул отнять человеческую, Богом данную, жизнь, значит, хуже бешеной собаки. Во много раз хуже. Слово мое ничего не стоит теперь, и моя честь, мое человеческое достоинство безвозвратно поруганы и утеряны мной же самим. Я хорошо сознаю собственные свои нравственную нищету и ничтожество. И твердо убежден, что ничего хорошего – элементарные, минимальные доверие, уважение, понимание, доброта, снисхождение и т. д. на меня не должны распространяться. Сбесившееся животное уничтожают, хоть и жалко, ибо оно против воли заболело. Но я и такой жалости не стою, ибо не против воли, а сознательно как бы сбесился. И при этом я себе живу и здравствую, пользуюсь всевозможными благами, о чем-то мечтаю, радуюсь. И это при осознании того, что ничего хорошего я не заслуживаю, не имею на это все никакого морального права. А кроме того, еще и осмеливаюсь просить для себя чего-то, сколько-то понимания, снисхождения, помощи какой-то… Все это сознаешь, наблюдаешь себя со стороны и задаешься вопросом: «Что же я за порождение такое и как могу жить этими двойными стандартами?!» Как вообще можно с этим жить, да еще и радоваться чему-то, желать чего-то хорошего или мечтать о хорошем?!
Возможно, я слишком глубоко копаю и задаюсь такими вопросами, на которые никто из людей не знает, не может дать ответа. В притчах сказано, что один глупец может задать такой вопрос, на который и тысяча мудрецов не сможет ответить. Возможно, я и есть такой глупец. Но я не могу не задавать этих вопросов, не могу не пытаться найти на них ответ. Мне хочется понять, как и почему из нормального человека я превратился во что-то мерзкое. Мне кажется, если я это пойму, мне как-то легче станет. Я же родился, рос нормальным. Если росток пшеничный, то не может он через время стать чертополохом. А как же из меня выросло то, что выросло?! Ведь я не был с рождения глупым и всяческие испытания-лишения стойко переносил. А вот на какой-то мелочи споткнулся. Почему? Я хочу, стараюсь это понять и не могу.
Я никогда не считал и не считаю себя бедным-несчастным. И никого ни в чем не виню, кроме себя. Я просто
Вы, наверное, знаете, что я вырос в семье, именуемой неблагополучной. Жил с матерью, отчимом и еще с двумя братьями и сестрой младшей. Они трое все родные отчиму, я не родной ему. Дома были постоянные скандалы, драки, нередки пьянки. Мать, увы, любила «в рюмку заглянуть». Могла взять из дома все деньги и пропасть на какое-то время, пока деньги не закончатся. Потом объявляется – и дома выяснение отношений с дракой: «Где была? Где деньги? Как так?» Ну и сцены ревности. Не знаю почему, но отчим всегда отдавал все заработанные деньги матери, несмотря на все эти ее фокусы. Но драки одно, другое – после ее загулов денег нет и есть нечего или почти нечего. Порой неделями были без куска хлеба, одной вареной картошкой и жили, без капли жира. Ни одеться ничего нельзя купить, ни мыла с порошком – постираться, ничего.
Но это общий фон таков. Теперь что до меня непосредственно касаемо. Когда мне было четыре года, родился Юра – брат, через два года – Костя, еще через два – Оксана. Уже с пяти лет я должен был нянчиться с ними, ну и, разумеется, мое детство прошло как бы мимо меня. Но я не в претензии. Раз вышло, что я старший, таков, значит, мой удел. Это я и тогда уже как бы сознавал, хоть, конечно, и хотелось погулять-поиграть со всеми и как все. Другое было труднее понять. Меня учили, что дома нужно всегда говорить правду, а всех остальных можно и даже нужно обманывать ради собственной выгоды. Даже учили, кого и как можно и нужно. Этих двойных стандартов я не понимал и не принимал. Однако спорить, пререкаться с родителями – этого за мной не было и в помине. Я слушал, говорил «понимаю, понял», но поступал по-своему. Словом, была избрана тактика молчаливого демарша против неправильностей и двойных стандартов. На все выговоры и вопросы: «Не дурак ли я?» я упрямо молчал. Отвечать – значит говорить как есть. А правда не могла нравиться, поэтому лучше молчать. Пусть что угодно говорят и думают обо мне и что хотят делают, а я знаю, что знаю. А знаю я то, что совесть моя меня не осуждает. Все остальное не имеет значения. То же было и в отношении выбора друзей и примеров для подражания. Мне всегда рекомендовалось дружить не по сердцу, а по полезности, по выгоде и брать пример для подражания со всякого рода бессовестных, своекорыстных, пройдошливых индивидов, которых я на дух не мог переносить. В итоге на меня махнули рукой как на безнадежного идиота.
Когда я малость подрос, мама стала втягивать меня в свои аферы. Дело в том, что отчим стал навязывать ей в поездках за покупками кого-то из нас в надежде на то, что с детьми ей будет несподручно пропадать и деньги растрачивать. Она ему нередко сказки рассказывала, будто деньги на дело пошли, якобы купила ковер, мебель, вещи, бытовое что-то и это будто бы просто где-то у кого-то лежит и ожидает, когда заберут. Потом сказки про то, почему не получилось забрать… Ну и в этом духе все такое прочее. Ложь на ложь… Вот мать и просила меня подтвердить какую-нибудь из ее сказок, соврать отчиму, что все, мол, так и было. Лично якобы видел, слышал, присутствовал. И я был вынужден врать. Просто было жалко мать. Отчим-то за это ее бил и бил очень даже сильно, едва не до смерти. Но и отчима было жалко и стыдно перед ним за ложь. И все это было порой до того невыносимо, что я сбегал из дому. Поживешь у родственников или еще где-то, отдохнешь, продышишься, наберешься сил. А потом все по новой, до следующего раза, пока вновь невмоготу станет. А кроме того, пока бегаешь, не надо врать.
Потом школа началась. Учился я хорошо и с удовольствием, но вынужден был прогуливать. Ну а как можно объяснить, что дома даже поесть нечего, поэтому уж тем более ручке с тетрадкой взяться неоткуда? Как рассказать, что даже не спал и не ел, потому что мамка с папкой скандалили? Тем более какие там уроки сделать? Как рассказать, что деньги мать куда-то дела и нет даже мыла вещи постирать? В грязной-то одежде как идти в школу? О домашних заданиях и школьных принадлежностях сколько-то раз можно соврать, мол, якобы забыл. Но не пять же раз в неделю забыл. И не 20 дней в месяц забыл! Вот и прогуливаешь.
Этого всего никому не можешь рассказать, потому что нельзя позорить родителей перед посторонними. Думаешь, лучше уж обо мне гадости думают, мне плевать, я-то знаю, что к чему и почему. Ну и, конечно, думают о тебе гадости люди. Ведь что они видят? Из дома убегает, школу прогуливает по непонятным причинам, на все вопросы и увещания молчит – хоть ты его прибей. Отсюда вывод: упрямое, беспутное, себе на уме создание!
Потом другое. Подросли малые, пошли в школу. У них и у меня дети спрашивают, почему у них одна фамилия, а у меня другая. Но это ладно. Беда в том, что мать, выпивши, нередко вслух упрекала меня за отца. Хоть я и пытался несколько раз ей объяснять, что я тут ни при чем. Ведь я не причина, а следствие их женитьбы! И, вообще, когда они развелись, мне едва год исполнился. Но только все это бесполезно было объяснять. А малые слышат все это и делают свои выводы. Родители толкуют, что я должен за ними (меньшими) смотреть, как старший брат. Но малые-то наслушались всего, и только я начинаю их одергивать, кричат мне: «Ты – не наш брат! Едь к своему отцу, там командуй!» И весь сказ. Конечно, обидно такое слышать, но, если они не признают меня своим братом, смею ли я им навязывать себя и свою волю? Ответов нет, и я как бы пускал это дело на самотек – убегал из дома. И снова я – такой-сякой, мол, бросил меньших на произвол и убежал. И снова я молчу. А что ответить? Как оно есть? Так ведь малых жалко. Отчим как-то пришел с работы и услышал эти их разговоры. Ну и всыпал им изрядно за такие речи. А за что их бить? Они от мамы наслушались и не понимают толком ничего. Снова вынужден молчать…