Небо нас ненавидит
Шрифт:
— Это его уже… всё? — смог спросить один из офицеров, указывая на Квендульфа.
— Да. Теперь он раб и никуда не денется. Весь остаток своих дней он проведёт, трудясь на благо священного города.
— А для таких рабов тоже есть… храмы?
— Раб нерадив. Вы и сами это знаете. Они не говорят с богами и не знают, о чём с ними говорить. Если бы мы обслуживали рабов, наши девушки бы отдыха не знали.
— А им что, даже не хочется.
— Если и хочется, они это не чувствуют. Смотрите, — она поднесла свечу к руке Кендульфва. Тот задрожал, но не пошевелилися.
— Видите? — сказала она. Ничего уже не чувствует. Может только работать.
— А что ему от вас надо?
— Он сказал, вас вызывают к старшим жрецам. Думаю, это формальности.
Старший из двух офицеров вполголоса выругался и повернулся к статуе, где оставил оружие. Но оружия там уже не было.
Он не успел даже сообразить, что это могло значить. Квендульф быстрее кошки выхватил из разросшихся розовых кустов перепрятанную рапиру и всадил прямо в спину.
Офицер захрипел и рухнул прямо на подножье. Он был ещё жив, но опасности не представлял. Квендульф вырвал рапиру из его тела и бросился на второго.
Рапира была что надо. Великолепная заточка и балансировка. Хватило двух ударов, чтобы зарубить негодяя.
Хмыкнув при виде окровавленного клинка, он повернул голову и увидел старшую жрицу. Она стояла с полуоткрытым ртом, не выпуская ту самую свечу.
— Как вы… выдержали? — только и смогла спросить она.
— Я — воин, — процедил Квендульф, — Я всегда готов терпеть пытки и тяготы — если это приближает победу.
И одним точным ударом снёс ей голову.
Боль, что запеклась на руке, только придавала ему сил и подсказывала верное направление. Он пересёк дворик, зашёл в здание с другой стороны и начал подкрадываться по коридору, прислушиваясь к каждому шороху.
Шорохи и вздохи. За одной занавеской, за другой, за третьей… За четвёртой шорохов столько же, а вздохов вдвое больше.
Ага, вот и оно.
Квендульф нырнул в комнату, словно в воду. Кровать, как и следовало ожидать, была прямо напротив входа.
От открывшейся красоты у него даже закружилась голова. Стены покрыты росписями, так что комната кажется теснее, а кровать занимает её наполовину. На ней — тот самый, старший, а с ним две изысканные девицы, гибкие, как тростник и смуглые, как заваренный чай.
— Кто это? — спросил одуревший офицер.
— Смерть, — ответил Квендульф и пронзил его рапирой насквозь Так, что она пригвоздила бедолагу в кровати.
Девушки кричали, зажав руками лицо. Но это ничего не значило. Квендульф уже бежал обратно в садик, сбросив на бегу набедренную повязку.
Оказавшись среди роз, он почувствовал себя первым человеком в райском саду. Но в райском саду были трупы. Когда он шёл к телам, нога задела липкую отрубленную голову старшей жрицы.
Надо одеваться и бежать. Если он не поторопится, то в райский сад нагрянет стража, и ждут его тогда адские муки.
Тела были на месте, но он быстро убедился, что снять с них одежду будет непросто.
Оба офицера оказались на удивление короткими, ниже Квендульфа. Где они таких ничтожеств набирают… И одежда обоих была порезана и пропитана кровью.
Сам
Надо одеться и искать Арад-Нинкилима. Юный жрец спас северянина от рабства. Теперь он, Квендульф, поможет ему добиться власти. Арад-Нинкилим — не такой, как пастырь Регинмод, он умён. Он знает, что делать, когда в руки попала власть — и как её в этих руках удержать. Конечно, здесь, в Священных Городах немало магов, мудрецов и ловких политиков. Но дома, на севере, их очень не хватает.
Наконец, он оделся. Конечно, одежда липла к телу и пахла смертью, но это было лучше, чем рабская нагота.
В качестве финала он собирался разбить о дорожку рабскую табличку, но вместо этого спрятал её в сумку. Не стоит оставлять её на месте бойне, лучше разбить где-то за городом и бросить в реку. Мало ли, кто будет расследовать это дело, и как далеко и долго он собирается его разыскивать. Нельзя давать ему в руки такую улику, пусть и разбитую.
Он осторожно прокрался к выходу и выглянул на улицу. Прохожие в полосатых халатах проходили мимо, как ни в чём не бывало. Но Квендульф знал, что это ненадолго. Скоро девицы поднимут тревогу.
Квендульф побежал вниз по улице, делая вид, что его вызвали и он опаздывает. Но прохожие его замечали. Он чувствовал это спиной. Такой человек, как он, уже своим появлением на улице священного города нарушал по незнанию какие-то ритуалы. Не просто так раньше, ещё в первом городе, их продавали на причале, а не внутри городских стен…
Погруженный в такие мысли, он повернул за угол и наткнулся на конный патруль.
Их было человек пять, и они были похожи на куман из отряда полузабытого Ингилева. Когда-то давным-давно этот наивный полукуман требовал чистоты и справедливости. А теперь его, должно быть, накормили грязью, по полной справедливости. Если у меня первая, рабская категория, то у него и подавно.
Ладно, хватит воспоминаний. Надо придумать, как сделать так, чтобы меня не убили.
Квендульф стоял согнутый, схватившись рукой за прореху в куртке, откуда лилась кровь.
— Он напал на меня, — как мог, прохрипел он на новодраконском, — Он — там!
— Что за он? — спросил командир патруля.
— Не могу… — Квендульф картинно прислонился к спине и сполз вниз. Остатки не до конца свернувшейся крови оставили небольшой след, — пить… воды…
Командир рявкнул на незнакомом языке, похожем на куманский. Один из всадников соскочил
Вода, надо сказать, была вкусная. Но в городском колодце родного города она всё равно вкуснее.
Теперь влажные, губы Квендульфа разъехались в горькой улыбке.
— Он в храме любви. Он убивает… всех!
Командир повернулся и отдал приказ на своём языке. Стоявший рядом что-то возрази. Командир повторил ещё раз, с добавлением пары слов, явно ругательных. Всадник спрятал глаза и начали спешиваться.
Получается, он приказывал им стеречь его на земле. Правильно поступает. Нехорошо, если лошади зря устают. Сам Квендульф был готов заботится о своей лошади не хуже бывалого куман — если бы она у него была.