Небо остается чистым. Записки военного летчика.
Шрифт:
– А трусит!- сказал кто-то с удовольствием.
Пленного повели в штаб. Он пошел охотно, не желая больше оставаться в окружении летчиков.
В штабе, словно в благодарность за избавление, немец охотно разговорился. За подвиги на русском фронте Гитлер наградил «пикового туза» «Дубовыми листьями к рыцарскому кресту»- знак высшей воинской доблести в немецкой армии. Награды фюрера, однако, Отто еще не успели вручить – он ждал ее со дня на день.
На следующее утро к нам на аэродром приехал командующий фронтом Маршал Советского
Маршал был в обычной своей фронтовой форме, без каких-либо наград. Большой козырек военной фуражки закрывал от солнца усталые глаза. Мне показалось, что яркий свет утомляет его.
Сопровождало командующего несколько генералов. Я узнал командира корпуса Рязанова и командира нашей дивизии Баранчука. Остальные были незнакомы.
Не помню, что в моем рассказе о воздушном поединке вдруг заинтересовало командующего фронтом, но усталые глаза его оживились, и он привычным жестом сбил фуражку на затылок.
– Ах даже вот как!- проговорил он с удивлением, словно изучая меня живыми, прищуренными глазами.- Ну, просто молодец! Поздравляю!
– Служу Советскому Союзу, товарищ Маршал Советского Союза!
Командующий, показывая, что официальная часть встречи кончилась, взял меня за локоть и повел рядом с собой.
– Значит, что же – есть еще возможность увеличить счет?- спросил он, то и дело взглядывая на меня сбоку.
– Так точно, товарищ Маршал Советского Союза.
Уезжать от нас маршал не торопился. Он прошелся по аэродрому, заглянул в землянки и в столовую. Стоял ясный день.
– А сбитый далеко?- спросил он.
– В штабе, товарищ маршал. Получено было приказание отправить его в штаб.
– Да не-е-ет. Я не о пленном.
– «Мессершмитт»? Он здесь, близко. Разрешите, товарищ командующий?
– Да уж покажите. Интересно взглянуть.
– Пешком?
– Ну, если недалеко… Идемте, товарищи,- пригласил он сопровождающих и, заложив руки за спину, почему-то долго смотрел на ясное голубое небо.- А день-то, день-то!
Сбитый «мессершмитт» еще вчера вечером подтянули ближе к аэродрому, идти было совсем недалеко. Вокруг вражеской машины по-хозяйски суетились техники. Завидев большую группу во главе с маршалом, техники замерли по стойке «смирно».
И. С. Конев подошел к сбитому немецкому самолету и стал внимательно его разглядывать. Сбоку, отбежав на несколько шагов, приготовил аппарат фотограф. Ногой, затянутой в высокий, выше колена, сапог, маршал постучал по плоскости «мессершмитта», но ничего не сказал. С минуту, если не более, лицо его было задумчивым. Потом он вскинул голову и тут же, на поле, приказал командиру нашего корпуса генералу Рязанову:
– Я бы хотел иметь сегодня же документ о представлении капитана Луганского ко второй Звезде Героя.
Уставным «слушаюсь» командир корпуса принял к исполнению приказ маршала.
Радостную
В первое мгновение я ничего не понял, но, напуганный неожиданным вторжением техника, вскочил на ноги. Его громкий крик, его вид могли говорить о чем угодно. Несчастье? Неожиданный налет? Гибель товарища? Кажется, все эти подозрения моментально пронеслись у меня в голове, потому что перед этим в своих мыслях я был очень далек от фронтового аэродрома: писал письмо домой.
Лавриненко как бежал, как уперся обеими руками в косяки, так и остался на пороге, загораживая собою весь дверной проем. Он еще не мог перевести дух.
– Левитан читал… Из Москвы!
Смысл происходившего постепенно доходил до моего сознания.
– Так быстро?- только и спросил я, когда наконец понял, что за весть принес мне Иван Лавриненко.
После визита командующего фронтом на наш аэродром прошло всего несколько дней.
– Идемте,- говорил, переводя дыхание, Иван.- Там все уже знают.
Теперь, конечно, было не до письма.
Подбегая к радиостанции, я издали увидел сгрудившихся летчиков: чуть ли не весь полк. Значит, так оно и есть: Указ Президиума Верховного Совета.
– Вот он!- закричал, увидев меня, Николай Шутт.
– Сергей, бегом!
– Ты шагу можешь прибавить?- кричал Корниенко.
– Ну, закачают вас сегодня, товарищ капитан!- успел сказать сзади Лавриненко, и я попал в крепкие руки друзей.
– Качать его!- ревел кто-то восторженно, и этот голос я слышал снова и снова, подлетая в воздух.
– Качать!… Качать!…
Лавриненко как в воду глядел, предупреждая меня: когда ребята опустили меня на землю, ноги почти не слушались и кружилась голова. Я не знал, что и сказать. Со всех сторон крик. Поздравления, объятия. Молодецкие шлепки по спине. Требование отметить событие.
– Да постойте вы…- еле выговорил я наконец.- Может, это еще не на самом деле.
– Бро-ось!- заревела вся братия.- Все же слыхали своими ушами. Не зажимай, не зажимай. Такое следует отметить!
Скоро пришли поздравительные телеграммы – от маршала И. С. Конева, от генералов Рязанова, Алексеева, Баранчука. Телеграммы читали всем полком.
– Гляди, Батя-то какой разразился!- сказал кто-то из офицеров, тронутый длинной, очень теплой телеграммой В. А. Алексеева.
– Вот, а ты не верил,- наступал на меня радостный Коля Шутт.- Ставь! С тебя причитается.
– Да дай ты ему очухаться,- сочувственно заступился за меня Дунаев.- Видишь же, человек в себя никак не придет.
– Тогда вот что, ребята,- сказал я, пряча в карман поздравительные телеграммы,- сегодня, пожалуй, устрою себе выходной. Вы уж без меня поработайте.
– Еще бы!- зашумели летчики.