Небо в кармане 3
Шрифт:
Тихо было до той поры, пока полковник куртку с плеч не сбросил и погонами не сверкнул. Только тогда заскрипели ворота, и нам навстречу вышли несколько человек. Я остался у аппарата, а полковник выдвинулся им навстречу. Прошёл шагов десять и остановился, полковник всё же, не капитан.
Встреча, как говорится, прошла на высоком уровне. Обе стороны обменялись приветствиями и верительными грамотами. На самом деле Изотов представился сам, а чуть позже представил и меня. Показал и вчерашний приказ генерала Ионова. Дождался, пока хозяева ознакомятся с его содержанием и предложил
— Господин капитан, прошу вас распорядиться выставить охранение у самолёта с приказом никого к нему не подпускать, кроме меня и пилота. В кабине груз бомб, не дай Бог какой любопытный нос сунет. Рванёт так, что от крепости одни руины останутся.
— Тогда я должен сначала сам осмотреть груз и убедиться, что сейчас он никакой угрозы крепости и находящимся в ней людям не представляет.
— Резонно, — согласился Изотов. И пригласил офицеров пройти к самолёту. — Прошу вас.
— Господа, позвольте представить, его светлость князь Шепелев Николай Дмитриевич, изобретатель и пилот этого самолёта. Распоряжением Его императорского Величества проводит испытания своего изобретения в условиях, приближенных к боевым. Тем же приказом предписано всем встречным оказывать ему в том всяческое содействие.
Офицеры представились согласно старшинству, казачий унтер-офицер что-то пробурчал и тоже назвался. Понимаю, слишком молодо выгляжу я в их глазах, вдобавок юнкерские погоны сильно смущают.
Начальник поста, капитан Аносов всё-таки осматривает самолёт. Вижу, что движет им любопытство, поэтому не препятствую. Наоборот, вкратце рассказываю, на что этот аппарат способен. Вопросы так и сыплются. К осмотру подключился заместитель начальника, даже унтер подошёл поближе. Но вид делает, что подошёл просто так, за компанию, а ему самому всё это неинтересно.
Дальше всё просто, выставили караул из солдат гарнизона вокруг аппарата, а сами проследовали внутрь крепостицы.
Да, во время выставления охраны специально задержался, хотел лично убедиться в том, что мне и Изотову разрешено подходить к самолёту в любое время.
А дальше пришлось в полной мере воспользоваться предложенным гостеприимством, иначе нас бы не поняли ни офицеры, ни нижние чины. Посетили местную баню, посидели за торжественным обедом в офицерском собрании, ответили на все вопросы. Ну, почти на все. Обед скромный, но вкусный. Хлеб из своей пекарни, щи из сушёной капусты и баранина. На столе присутствовали вино и крепкие напитки, водка и коньяк. Но к ним, как я заметил, практически никто не прикладывался. Перед началом обеда единицы пропустили по чарке, и всё.
После обеда у кого отдых, а у нас работа, служебное совещание. В тесной комнатушке местного штаба душно, не продохнуть. Тут и завхоз, целый поручик, не запомнил, к сожалению, его имени, и казначей с командиром роты, и казачий сотник. Нет отрядного врача и ещё кое-кого, кто предпочёл остаться в столовой собрания. Многовато народу набилось, как по мне, а для местных вроде бы как норма. С другой стороны, чем больше офицеров, тем больше можно получить информации. И полковник, как мне кажется, думает точно так же. Потеет, но молча слушает, ради
Ну и ладно. У кого-то же должны мы получить свежие новости о действующих в Кашгаре маньчжурских бандах, о перевалах, по которым они ходят, и о местах базирования на той стороне хребта?
— Просто отлично, — внимательно выслушал заключительный рассказ Аносова, больше похожий на чёткий доклад и отодвинулся от стола.
Сейчас уже никто из присутствующих не удивляется тому факту, что молодой юнкер руководит всей операцией. Слушают внимательно и обращаются уважительно. Как же, изобретатель и пилот, князь! А ещё личным распоряжением ЕИВ приказано всячески мне содействовать, чем я и пользуюсь. Порою офицеры поглядывают на Изотова, но больше по привычке, как на старшего по званию.
Оглядел всех высказавшихся чуть ранее офицеров:
— Значит, план у нас такой. Мы вместе с господином полковником вылетаем рано утром вот сюда. Если здесь есть банда, то сверху мы её обязательно обнаружим.
— Лучше будет, если с вами полетит кто-то из нас, — неожиданно предлагает Николай Степанович Аносов. — Всё-таки карта это одно, а реальные горы совсем другое.
— Да мы только «за» — переглядываюсь с Изотовым. — Место у нас есть, по весу проходим. А кто полетит?
— Да я сам и полечу, — выпрямляется капитан. И почему-то начинает оправдываться. — Очень хочется сверху на Сарыкольский хребет посмотреть.
— Отлично. Тогда я к самолёту, буду готовить его к завтрашней работе. Рассвет здесь во сколько наступает?
— В шесть тридцать, — Аносов зачем-то вынимает свои часы из кармана, смотрит на циферблат. Спохватывается и прячет их обратно.
— Значит, встречаемся завтра в шесть у самолёта, — резюмирую. И добавляю. — Да, чуть не забыл. Господин капитан, распорядитесь выделить десяток солдат. Нужно будет пройти вдоль тракта шагов двести и убрать в сторону камни и прочий мусор. Так нам взлетать будет проще.
— Сейчас же и распоряжусь, — правильно понимает Аносов.
— Благодарю, — киваю. И сразу же обращаюсь к Изотову. — Константин Романович, покажете мне место нашей ночёвки? Чтобы мне потом в темноте не блудить.
Полковник кивает, и на этом мы заканчиваем наше совещание. Куда направляются офицеры, не знаю, да и не интересно мне сие, а я иду к самолёту и начинаю по одной доставать из кабины бомбы. Работы много, приходится снимать обрешётку, подвешивать на пилоны, поднимать в бортовые карманы. И вкручивать МУВы.
Караульные любопытствуют, само собой, но службу бдят, близко не подходят. Заканчиваю работу в начале седьмого в полной темноте. В горах сумерек почти нет, солнце село и сразу становится темно. Пора идти на отдых…
Разбудил меня Изотов, сам бы я вряд ли встал вовремя. Умылись в медном тазу в тускло мерцающем свете масляного светильника, воду поливали друг другу на руки из кувшина с изогнутым длинным носиком. Позавтракали тут же и вышли на улицу. А ведь холодно, братцы! Кожу на лице тут же стянуло, по телу мурашки пробежали, шерсть дыбом подняли. Переглянулись с Константином Романовичем и, не сговариваясь, трусцой припустили к самолёту. Чтобы согреться.