Небо в кармане 3
Шрифт:
Так что пусть Аносов любуется на результат моей работы, впечатлений набирается и радуется — ещё одна банда уничтожена. Думаю, после такого у меня появился ещё один сторонник. Теперь капитан все пороги обобьёт, вышестоящие канцелярии рапортами завалит, только чтобы ему в помощь постоянно самолёт выделяли. И ведь выделят, уверен. Только не скоро. Пока государь соберёт все отзывы о результатах нашей работы на Памире, пока решение примет, пока организуются, сколько времени может пройти? Много…
А я буду продолжать своё дело, строить и продавать самолёты, обучать лётчиков и техников,
Пока крутились, высоту-то и набрали. Сразу беру курс на расположение отряда, прятаться нам теперь не нужно, мы только что громко о себе заявили. Если сюда ещё не дошли слухи от Пянджа, то после сегодняшнего точно дойдут. И придётся нам теперь искать самим эти банды. Если они, конечно, не успокоятся. А они наверняка не успокоятся и слухам не поверят. Точнее, поверят, но не все. И вот эти неповерившие обязательно сунутся на контрабандные тропы. Их-то нам и нужно будет поискать в ближайшее время.
Высоко не лезу, мы и так достаточно набрали. Дышать пока ещё не сложно, но разреженность воздуха уже ощущается, лёгкие начинает «царапать». Перескакиваю через встречную гору, и вот он впереди, Памирский тракт. Сразу же иду вниз, нечего попусту ресурсы организма жечь. Он у меня один, его не укреплять, а беречь нужно…
Приземляемся на том же отрезке дороги и сходу заруливаем на свою стоянку. Пока скорость окончательно не погасла, разворачиваемся на сто восемьдесят, носом на взлёт. И остаёмся на дороге. Никаких караванов и путников в радиусе одного дня пути я сверху не наблюдал, поэтому можно смело занимать дорогу. А если кто и объявится, то… Обойдёт, так думаю. Караульные близко к самолёту никого не подпустят. А местные русских на Памире сильно уважают, противиться требованиям охранения точно не станут. Так что можно спать спокойно…
С чистой совестью выключаю мотор и тут же тону в радостном гомоне капитана. Только сейчас Аносов начинает выплёскивать на нас свои восторженные эмоции. Переключаю его внимание на Изотова, а сам торопливо покидаю самолёт. Всё понимаю, но…
Уже на земле вспоминаю о главном. Торможу, оборачиваюсь:
— Господин капитан, надеюсь на положительный отзыв о нашей работе.
— Господа, можете не сомневаться, — уверяет меня Аносов и порывается вслед за мной выскочить из кабины. Рвётся вперёд и падает обратно в кресло.
— Ремни забыли расстегнуть, Николай Степанович, — указываю рукой на замок.
— Что? — не понимает Аносов. Прослеживает за тем, на что я указываю, и соображает. — Ах, да!
Отстёгивается, пробирается к выходу, на пороге цепляется сапогом за ремни переднего кресла и падает головой вниз.
И сломал бы начальник поста себе шею, если бы я не подоспел ему на помощь. Вовремя подхватил капитана, не дал ему воткнуться головой в твёрдый памирский грунт. Но и сам на ногах не удержался, очень уж тяжёлым офицер оказался. Завалился на спину, хекнул, хорошо так приложившись спиной. Ещё и Аносов дух из меня выбил. И ведь лежит, не встаёт. Пришлось его поторопить, иначе бы не опомнился:
— Николай
— Что? — восклицает офицер и начинает ёрзать, старается выпутаться из своей дохи и подняться на ноги. Лучше бы сначала с меня скатился, а то он тяжеленный до жути…
Терплю, стараюсь поскорее тяжёлое неповоротливое тело с себя спихнуть. Наконец-то это у меня получилось. Капитан тяжело поднялся на ноги, извиняться принялся. Оправдывается:
— Голова закружилась.
Бывает, понимаю, потому ничего и не говорю. Тут и Изотов из-за самолёта выруливает, смотрит на кряхтящего и грязного меня, с трудом поднимающегося с земли и недоумённо спрашивает нас обоих:
— Что тут происходит?
Аносов молчит, но взгляд у него настолько выразителен, что я не могу сказать правду. Не хочу конфузить офицера, он мне ещё пригодится. И отношения у нас должны быть нормальными. А ещё он мне точно должен будет.
— Это у вас с непривычки после полёта вестибулярный аппарат шалит, — утешаю Николая Степановича.
— Что шалит? — в два голоса одновременно переспрашивают удивлённые офицеры.
— Вестибулярный аппарат, — хлопаю глазами с самым что ни на есть простецким видом. Неужели сейчас нет такого понятия? Да, в очередной раз проговорился, на пустом месте обмишулился. Надо бы как-то поправить ситуацию, что ли? — Так профессор Жуковский называет влияние воздушных полётов на нетренированный организм воздухоплавателей.
Во как я завернул!
— Нетренированный? — замечает главное Изотов. И с задумчивым простецким видом произносит. — А со мной ничего подобного не происходило. Выходит, у меня организм уже натренировался? Привык к полётам?
— Конечно! — тут же подтверждаю. — Если бы Николай Степанович ещё разок с нами слетал, то и он привык бы.
— Думаете? — как ребёнок смущается бородатый и усатый офицер, начальник целого отряда.
— Уверен, — киваю с самым серьёзным видом. Ну не буду же я ему говорить, что он просто споткнулся?
Дальше пошла рутина. Послеполётная подготовка и перенос оставшихся бомб на склад под бурчание Изотова. Всё никак не мог успокоиться полковник при таком явном разбазаривании казённого имущества:
— Николай Дмитриевич, это же секретное оборудование, государственное, — отвёл меня Константин Романович в сторонку, стоило только озвучить просьбу о сохранении этого самого имущества.
— Ну какое же оно государственное, если сделано целиком на мои деньги, — удивился такому подходу. — Ничего с ним не случится, если полежит здесь до следующего нашего прилёта.
Объяснять ему, что в следующий раз можно не бомбы, а топливо с собой взять, не стал, то лишь меня касается. Да и вообще, что-то я слишком вольно делюсь с ним своими знаниями и идеями.
Обратный перелёт в Фергану ничем особым не запомнился. Лишь головами активно крутили во все стороны в поисках хозяев памирского неба. Ещё одной встречи с орлами никто из нас не хотел. Полковник перед вылетом даже свой револьвер проверил.
— Константин Романович, вы что надумали? — не удержался от вопроса, когда увидел эту его проверку. Мне только в кабине стрельбы не хватает.