Небо войны
Шрифт:
Наверно, наши атаки и наш уход в сторону солнца так ошарашили вражеских наземных радионаводчиков, что они вернули своих бомбардировщиков, которые до сих пор всегда обязательно появлялись после «мессершмиттов». Небо оставалось чистым.
Мы патрулировали заданное время, то снижаясь, то исчезая в высоте. Не дождавшись «юнкерсов», возвратились на свой аэродром. Я был доволен действиями всей группы, каждым летчиком в отдельности, а особенно тем, что они выдерживали дистанции, четко выполняли маневры группой, что все показали новый стиль работы.
Как только
— Здорово вы их! — говорил один из летчиков. — Сразу всех как ветром сдуло. Если бы не вы, наделали бы, гады, дырок в моей машине.
— Не летайте, как куропатки, безобидной стайкой! — весело отозвался Речкалов, вытирая вспотевший лоб.
— Да, ребята, — поддержал я его, — ваша тактика уже изжила себя.
Мне хотелось обстоятельнее поговорить на эту тему с соседями, но я увидел Вадима Фадеева, который размашистой походкой шел к нам. Радость за его возвращение заставила забыть обо всем.
— Ты это что ж, чертяка, — забасил он, широко разводя руками, — пока мы плаваем по морям и болотам, ты фрицев крошишь? Слыхал, молодец: по-новому, по-нашему действовал?
— Да, Вадим.
— Поздравляю! Кто по-старому воюет, тот одни дырки привозит.
И Фадеев, засмеявшись, похлопал по спине летчика соседней части.
Подошел Крюков.
— Хорошо начали! — сказал Пал Палыч, пожимая всем руки. — Комдив передал, что доволен вашей работой.
Да, это было только начало.
Успешный вылет моей шестерки избавил нашу эскадрилью от «академичного» провоза над районом боевых действий, затеянного Краевым. Мы не увидели, как две другие эскадрильи полка, сведенные в одну группу, торжественно двинулись к переднему краю. Говорят, они пошли под облаками на одинаковой высоте. Теперь мы ожидали их возвращения.
Наконец в воздухе появились и наши «кобры».
— Ну, как дела? — спросили мы у летчиков, когда они приземлились.
— Потеряли одного, — неохотно ответил кто-то из них.
Позже стали известны подробности этого вылета. Группу атаковала всего лишь пара «мессеров», внезапно вынырнувшая из-за облаков. Сбив «кобру», она тотчас же скрылась. Летчику удалось выпрыгнуть с парашютом. Но новую машину потеряли ни за что. Этот случай еще раз доказал, что надо самым решительным образом отказаться от всего устаревшего. Разве нельзя было новый район боевых действий осваивать не всем полком, а малыми маневренными группами?
Но в напряженной фронтовой обстановке много рассуждать об успехах и неудачах некогда.
На взлетную полосу каждую минуту выруливает или садится самолет. Над аэродромом кружат, выстраиваются в группы и уходят на запад истребители. К стоянкам, к складам то и дело подъезжают спецмашины. Узкий участок фронта, мало земли в руках противника, но много неба, которое нужно защищать. Приказы начальников и росчерки ракет торопят в бой. Я снова лечу во главе шестерки прикрывать свои наземные войска.
То, что я уже видел над Крымской (первые «мессершмитты» появились
Доверив Паскееву ударную четверку, я решил узнать, как он будет действовать после длительного перерыва. Его последний боевой вылет летом прошлого года закончился неудачно, хотя вел он себя тогда стойко и мужественно.
Я уже видел и его робость и храбрость. Как он теперь среагирует на первую встречу с «мессершмиттами» или «фоккерами»?
…Высота пять тысяч метров. Через просветы в облаках хорошо видна земля. Осматриваюсь. В небе спокойно. Знаю — это ненадолго. Вот-вот покажутся вражеские самолеты.
Так и есть. Ниже нас, далеко впереди, темной стаей появляется большая группа фашистских бомбардировщиков. Они идут в плотном строю и почему-то без прикрытия. Неужели истребители опаздывают? На немцев это не похоже. Нет, вот с аэродрома Анапы, вздымая пыль, взлетают «мессеры». Расчет точный: к переднему краю они придут вместе.
Там, за всем этим движением в воздухе, лежала необозримая синь моря, сливавшаяся с небом. Хотелось еще разок посмотреть в нежную, спокойную даль, но тревога уже заставляла сосредоточиться на группе бомбардировщиков, разраставшейся на глазах.
Сообщив «Тигру» о приближении бомбардировщиков, приказываю Паскееву подготовиться к атаке и осматриваюсь сам. Вижу: пара «мессеров» идет на нашей высоте. С ними первыми нам придется скрестить огненные трассы.
— Голубев, иду в атаку, прикрой!
Этой командой как бы подводится невидимая черта, за которой начинается воздушный бой.
«Мессершмитты» лезут вверх. Нам тоже надо увеличивать высоту. Через просветы в облаках время от времени слежу за четверкой Паскеева. Ведь она наша опора.
«Мессеры» — «охотники», как я мысленно их квалифицировал, — уклоняются от боя с нами. Их замысел ясен: оторвать нас от четверки.
Я не ошибся: к группе Паскеева устремляются десять «мессершмиттов» — те, которые взлетели с аэродрома Анапы. Надо развернуться им навстречу, рассеять их лобовой атакой и прорваться к бомбардировщикам. Паскеев так и делает. Он идет впереди. Противники сближаются. Вот-вот сверкнут трассы пулеметного огня.
— Паскеев, атакуй? — кричу я, не сдержавшись.
Но в этот момент ведущий нашей ударной группы вдруг резко отвернул в сторону и со снижением пошел в направлении Краснодара. За его машиной потянулась лента густого дыма. Нет, она не загорелась. Просто летчик включил форсаж.
«Что он делает? Почему уходит? — с тревогой и досадой думаю я. — Неужели струсил и бросил на произвол судьбы троих молодых летчиков?»
Прекратив возню с «мессерами»-охотниками, стремительно бросаюсь вниз, на помощь нашей рассыпавшейся тройке. Но поздно. Самолет Козлова — ведомого Паскеева — уже потерял управление и пошел к земле.