Недошутка

Вольных Лина

– Но это же невозможно.

– Ну да, ты обо мне невысокого мнения, – сказал Фил не без грусти.

– Нет, это для всех невозможно!

– Но я хотя бы попытаюсь.

– Ты что, пытаешься вызвать духовный рост таким читерским путем?

– Ничего не предпринимать было бы еще мучительней.

Да, у Фила всегда была деятельная натура.

– Ты выпадешь из жизни на несколько недель.

– Зато потом со мной можно будет нормально общаться.

– С тобой и так нормально общаться!

– Почему же тогда за всю жизнь у меня был только один друг?

– Что значит "был"?

Я еще существую.

– Ну, всей объективной реальности мы не знаем.

– Что?

– Так говорит мистер Эймс, – пояснил Фил скромно.

– А кто это – мистер Эймс?

– Кто-то вроде неофициального местного лидера.

– Вожак, что ли? Надеюсь, не буйный?

– Нет, просто харизматик.

– И что он ещё говорит?

– Что звёзды – это просто иллюзия, а значение внутреннего закона в нас сильно преувеличено.

– Вот как? – Алекс ощутил стремление тоже сказать мистеру Эймсу пару ласковых.
–

И отчего же тогда человечество ещё себя не уничтожило?

Фил наморщил лоб, как будто припоминая формулировку.

– В нас просто сильно развит инстинкт самосохранения.

– А может, еше потому что люди всегда немного поддерживали друг друга?

– Мистер Эймс говорит, это скорее взаимное использование.

– Это его личное субъективное мнение.

– Как и твоё идеалистическое.

– Что это за поклеп?

Фил не стал говорить, что именно этот идеализм, идеалистические представления о дружбе и взаимовыручке и привели Алекса год назад на больничную койку. И хотя первоначальный диагноз, к счастью, не сбылся – Алекс, как раньше, свободно шутил и цитировал – того, что было, не отменить.

Алекс решил на досуге выяснить, что это за харизматичный мистер Эймс, и сменил тему:

– А я вчера звонил Дебби.

– Да? – Фил оживился. – И что она говорит?

– Чтобы ты не маялся дурью и ехал домой.

– Дебби всегда слишком хорошо обо мне думала, – вздохнул Фил. – И как ей там в Америке?

– Говорит, что это не Москва.

– Что?

– То есть не Лондон, – поправился Алекс. – Ладно, Фил, лечись сколько хочешь, – он уже готов был махнуть рукой на благополучие сериала, – только ради бога не ложись под скальпель!

– Лазер, – поправил Фил.

– И под лазер тоже. Даже твой дядя, может, оклемался бы, если б не сделали операцию… – Алекс запнулся, спохватившись, но слово не воробей.

– Что? – тихо спросил Фил.

– То есть, наверно, не я должен об этом рассказывать… Но если вкратце, вам, детям, решили не сообщать, но он остался в коме.

– Кажется, мне показывали некролог в газете, – пробормотал Фил оглушенно.

– Газеты тоже могут врать.

– Или, что вероятней, мне может врать мой собственный мозг! – Фила как будто куда-то понесло. – В этой реальности он не умер…

– В этой и единственной, – веско поправил Алекс, но Фил уже не слушал, снова уйдя в себя. Возможно, вспоминая подходящую случаю фразу мистера Эймса.

Определенно пребывание в этой клинике никак не шло ему на пользу.

– Вы ведь знаете, что Рику обвиняли в убийстве? – вопросом в лоб начал разговор с главврачом Алекс.

Вчера он попросил у Джорджа, ролдственника Фила, служащего

клерком в полицейском управлении, выяснить что-нибудь по поводу некой Рики, сейчас проходящей лечение в клинике неврозов, но судя по выговору, уроженки восточного Лондона, высокой худой и рыжеволосой женщине лет 30, впрочем, цвет волос мог меняться. И Джордж, между прочим, нарыл. Настоящее имя Коралина Петерсон, раньше была брюнеткой. Гуляла, ни в чем себе не отказывала. Родители достаточно обеспеченная. Был у неё вроде как парень, ухаживал, прощал загулы и измены, несколько раз звал замуж. Потом нашёл другую девушку и уехал с ней в другой город. У Каролины что-то переклинило в голове, она поехала за ним и объявила, что согласна стать его женой, а та другая пусть убирается. Но бывший парень проявил твёрдость, не стал возобновлять отношения. Несколько недель Коралина бегала за ним, даже плакала, просила, угрожала с собой что-то сделать. Он обратился в полицию, ей выписали запрет на приближение. Но она где-то раздобыла револьвер, явилась к нему домой и застрелила. По суду была признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение. Не исключено, что постарались родители – она была из очень обеспеченной семьи, верхушки среднего класса. Но в итоге Рику признали невиновной, потому что присяжным не хватило прямых доказательств. Правда, прямо на суде у нее случился нервный срыв, после которого родители и отправили ее подлечить нервы в этой клинике. Подлечивала их тут она уже третий год.

Миссис Донатсон, как он подозревал, и на порог бы своего кабинета его не пустила, если бы не ходатайство графа (он все же убедил отца Фила, что здесь хотя бы нужно все проверить и увидеть собственными глазами). Как бы то ни было она его выслушала и даже сдержанно ответила:

– Но не обвинили. Упомянутая пациентка была направлена на лечение, это все, что я могу о ней сказать. Сами понимаете, этика и медицинская тайна.

– То есть невменяемая убийца, – заключил Алекс. Угораздило же Фила сдружиться именно с ней. – Ее уже ловили в чужих палатах с осколком стекла и со спичками – и она до сих пор не в одиночке?

– У нас нет одиночек, – как будто и не удивившись его осведомленности, ответила миссис Донатсон, только карантинное отделение.

– Без разницы.

– И мы доверяем своим пациентам, к тому же она делает успехи. Возглавила вот библиотечный кружок – не без гордости добавила она. Судя по всему, главврач считала его самым безобидным из всех возможных, но в данном конкретном случае, сдавалось Алексу, была не права. – Мы позиционируем это место как санаторий для отдыха и всячески способствуем творческим проявлениям у пациентов.

– И в этот кружок входит Фил, верно?

Алекс предполагал, что Фил был единственным участником этого кружка, кроме самой Рики.

– Как вы понимаете, и информацию относительно лорда Сноудона я предоставить не могу, – развела руками врач. – Но мы поощряем коммуникации между пациентами, потому что кружки по интересам, общение и дружба тоже исцеляют.

– Я так понимаю, информацию о мистере Эймсе предоставить вы тоже не сможете?

В ее густо накрашенных карих глазах с лучинками мелькнуло удивление.