Нефертари. Царица египетская
Шрифт:
— Его сгубило отступничество, — жестко возразила я. Ахмос, похоже, не боялся моего гнева. Глаза у него были спокойны, словно озеро в безветренный день, и мои слова его не пугали.
— Значит, они видели проблеск истины, — продолжала я. Мне не о чем было говорить со странным просителем, но что-то не давало мне покоя. — Кто же показал им истину?
Ахмос наклонил голову.
— Я, — тихо ответил он. — Я воспитывал Эхнатона, когда он ребенком жил в Мемфисе.
Скажи Ахмос, что он был акробатом,
— Ты погубил мою семью.
Ахмос сразу понял, какой вывод я сделала из его слов.
— Бог может исцелять, а может и убивать. Твои акху выбрали второе, заставили весь Египет голодать ради собственной славы.
— Египет страдал из-за Эхнатона, моя мать тут ни при чем! И отец тоже! — Я даже забыла, что мы с Ахмосом не одни. — Зачем ты мне все это рассказал? — почти прошипела я, с трудом держа себя в руках. — Ты мог просто подать мне прошение и ничего не говорить!
— Мне важно, чтобы ты знала, кто я, и, еще важнее — чтобы не ошибалась на мой счет. Я не поклоняюсь золоту, как фараон Эхнатон.
Когда Ахмос произнес имя моего дяди, я даже вздрогнула, и он поднял брови:
— Престол должен был занять старший брат Эхнатона, а его самого отправили в Мемфис, чтобы он стал жрецом. Эхнатон был младшим сыном, трудным ребенком… он завидовал судьбе старшего брата. Я надеялся, что наш бог его спасет.
— А теперь ты просишь отпустить из войска фараона всех хабиру?
Ахмос твердо смотрел мне в глаза.
— И со строительства пирамид и храмов, и еще — из дворца, где наши женщины вам прислуживают.
— Пусть уходят!
— А из войска? — настаивал Ахмос. — Каждый здоровый мужчина обязан служить в египетском войске. При Эхнатоне войско строило в пустыне города, и нас заставляли трудиться, точно скот. Фараон обещал освободить наш народ, когда будет построена Амарна, но с тех пор на египетском престоле сменились три фараона. А воинов-хабиру так и не отпустили.
— Им платят, как и прочим воинам.
— В отличие от прочих воинов, хабиру не могут оставить службу, пока у них есть силы держать оружие. Если это не рабство и мы не рабы, то кто же мы?
— Вы — египтяне! — горячо сказала я.
Ахмос уверенно покачал головой.
— Нет.
Я откинулась назад и в изумлении взирала на Ахмоса.
— Даже просто говоря с тобой, я подвергаю опасности свое доброе имя. Ты принес проклятие на моих акху. Народ считает меня вероотступницей, как и мою тетку!
— Считает — потому что в этом зале есть люди, которые хотят, чтобы народ так думал!
Взгляд Ахмоса остановился на верховном жреце Рахотепе.
— Нет.
Но Ахмос, конечно, говорил правду. Я всегда думала, что Хенуттауи подкупила рыночных торговок, чтобы в день моей свадьбы они выкрикивали мне угрозы. Однако на улицах я тогда столкнулась с неподдельной ненавистью: никто не подкупал женщин со взглядами холодными, словно оникс. Нет, людей убедили с помощью слов, куда более сильных, чем золото, убедил кто-то, чья власть над душами гораздо сильнее власти Хенуттауи. А я, наивная, до сих пор этого не понимала!
Ахмос, опершись на посох, подался вперед.
— Я видел его на улицах, — тихо сказал он, бросив взгляд на Рахотепа, который распекал своего просителя. — Он подговаривал народ бунтовать еще до твоей свадьбы, — продолжал старик. — Люди верят, что его устами говорит Амон. А ты можешь убедить их, что Рахотеп лжет, если отпустишь хабиру. Ты скажешь народу, что изгоняешь безбожников из Египта. Тебе нужно убедить всех, что ты почитаешь Амона, а мне — вернуть свой народ в Ханаан. Так изгони же безбожников-хабиру из Египта, и мы оба выиграем.
Сначала я думала только о себе, о том, как воспримет народ изгнание безбожников. Меня будут приветствовать на улицах, звенеть систрами, когда я буду проходить мимо. Рамсес преисполнится гордости за меня и сделает главной супругой. Потом я вспомнила о войске своего мужа, о том, что шестая его часть — хабиру.
— Мы оба выиграем, — сказала я Ахмосу, — но выиграет ли фараон? На севере у нас хетты, с востока готовятся напасть ассирийцы. Думаешь, я соглашусь заработать себе добрую славу ценой поражения фараона? — Я склонилась к нему. — Ты принес прошение не той супруге!
Только тогда Ахмос сверкнул глазами.
— Ты знаешь, что такое гонения! Знаешь, каково это, когда тебя зовут еретичкой. Так подумай, каково нам сотни лет поклоняться своему богу тайно, в страхе, что за нашу веру нас убьют, как приверженцев бога Атона! Все, о чем мы просим, — позволение переселиться из Фив в северные земли Египта…
— Я не могу дать такого позволения без согласия фараона! — не менее запальчиво ответила я.
— Значит, когда он возвратится с победой из Нубии, я снова приду со своей просьбой. — Он переместил взгляд на мой живот. — Хабиру хотят того же, чего хочешь ты: счастливой жизни для своих детей.