Нефертити
Шрифт:
Присутствующие зашевелились.
— Но фараон Эхнатон уповает на договор, который он подписал с хеттским царем.
Веранду заполнили негодующие голоса.
— Вы говорили о мятеже, — обратился Нахтмин к людям, взирающим на моего отца с тревогой, — и визирь Эйе на нашей стороне. Он хочет сражаться с хеттами, он хочет освободить военачальника Хоремхеба из тюрьмы, он хочет вернуться к великому богу Амону — но сейчас не, время для мятежа.
Присутствующие неодобрительно загудели, гневно вскинув бритые головы.
— Я не желаю быть фараоном, а моя жена
— Тогда возведите на трон Эйе! — громко заявил один из жрецов.
Отец встал.
— Моя дочь — царица Египта, — ответил он. — Народ Амарны поддерживает ее и желает, чтобы она владела посохом и цепом. Я тоже поддерживаю ее.
— А кто поддерживает фараона? — выкрикнул кто-то.
— Мы все должны это делать. Через него Египту будет дарован наследник. Царица, — объявил отец, — снова ждет дитя.
— Нам следует надеяться на рождение сына, — тихо добавил Нахтмин.
— Надежда никуда нас не привела! — перебил его мужчина с золотыми серьгами. Он встал, и стало видно, что на нем одежда из очень хорошего льна. — Во времена Старшего я был верховным жрецом Мемфиса. Когда Старший ушел в объятия Осириса, я надеялся вернуться в свой храм. Я надеялся, что мне не придется идти работать писцом, чтобы заработать на пропитание, но надежда ничего мне не дала. Мне повезло, что я был человеком бережливым, но не все могут сказать это о себе. — Он взмахнул рукой, унизанной браслетами. — Могли ли египтяне предвидеть, что произойдет после смерти Старшего? Новая религия, новая столица. Большинство из тех, кто собрался здесь, потеряли все. Визирь, мы не беспомощны, — предупредил он. — У нас сыновья в армии и дочери в позабытом фараоном гареме. Мы надеялись, что твоя дочь приведет Египет в чувство, но мы устали надеяться. Мы устали ждать.
Он сел, и мой отец заговорил, обращаясь к нему.
— Но вы должны ждать, — просто произнес он. — Наша встреча — это уже государственная измена, — отец понизил голос, — но предлагать свергнуть фараона — это еще опаснее. Свергнув фараона, мы подадим ужасный пример на будущее. Царица Египта заботится о своем народе.
— Ну да, в Амарне. А как насчет Фив? — сердито спросил бывший жрец.
— Дойдет черед и до Фив, — пообещал отец.
— Когда? — Какая-то старая женщина поднялась со своего места. — Когда я уйду в объятия Осириса? Но тогда будет слишком поздно!
Она оперлась на трость из черного дерева и посмотрела на отца.
— Ты знаешь, кто я?
Отец почтительно кивнул.
— Я была нянькой царевича Тутмоса. Я ухаживала за ним до самого его смертного ложа. И всем, кто пришел сюда, известна история о том, что я видела в ту ночь.
Присутствующие беспокойно заерзали.
— Простыни, на которых лежал царевич, — продолжала старуха, — были смяты и перепутаны, а на подушке остались следы зубов!
Я в ужасе посмотрела на отца. Тот дал старухе закончить повествование о братоубийстве.
— Эхнатон выгнал меня из Мальгатты сразу после похорон брата. Он мог бы убить и меня, но решил, что я стара и никчемна. И кто теперь возьмет меня на службу, няньку
Старуха села, и на веранде воцарилось потрясенное молчание. Я затаила дыхание. Эта женщина только что обвинила фараона в убийстве.
— У всех нас есть какие-то деяния, что будут тяжелы на весах Осириса, и иные из них тяжелее других, — отозвался Нахтмин. — Всем нам причинили зло. Все мы вели борьбу с момента смерти Старшего, и всех нас созвали сюда, чтобы напомнить, что судьба в воле богов, а не бывших жрецов Амона. Мы должны ждать, пока у царицы родится царевич и визирь Эйе вырастит из него солдата, достойного Египта.
— Но это же еще пятнадцать лет! — хором воскликнули несколько человек.
— Возможно, — признал отец. — Но знайте, что я на вашей стороне, как и моя дочь, царица Нефернеферуатон-Нефертити. Амон не будет навечно потерян для Египта.
Он встал, давая понять, что встреча окончена.
Гости в плащах уважительно поклонились моей семье. Когда они ушли, я шепотом призналась Нахтмину:
— Что-то я не понимаю, как эта встреча может предотвратить мятеж.
— Теперь, зная, что Амон жив в сердце ближайшего советника Эхнатона, эти люди уже не будут настолько стремиться развязать войну против фараона, — ответил Нахтмин. — Египтяне, в конце концов, терпеливый народ. Худшее уже позади. Теперь им нужно только ждать перемен.
Нахтмин погладил меня по плечу.
— Не переживай, мив-шер. Твой отец знает, что делает. Он хотел успокоить их страхи, дать им знать, что будущее не настолько беспросветно, как кажется, — до тех пор, пока он на своем месте и придает ему форму. А кроме того, они увидели здесь тебя, его вторую дочь, вместе с бывшим военачальником, желающим сражаться против хеттов, и это сказало им о многом.
— О чем же?
— О том, что не все египтяне подпали под чары Амарны. Что надежда — в царской семье.
Родители пробыли у нас до конца пахона, а когда им пришло время уезжать, я закусила губу и пообещала себе не плакать, хотя и знала, что теперь они приедут не скоро.
23
1346 год до н. э.
Перет. Сезон роста
Вести о приближающихся родах Нефертити пришли в первом месяце перета, только на этот раз мне не было велено присутствовать. Если моя сестра умрет, меня даже не будет там, чтобы попрощаться.
Я отправилась к себе в лавку, Нахтмин последовал за мной. Он уселся на ярко-оранжевую подушку для посетителей и стал смотреть, как я сняла с полки ящичек с корицей, прогоняющей вшей и наполняющей дом благоуханием. Корица была для женщины, приходящей раз в десять дней, в одно и то же время; она была дочерью уважаемого писца, который мог позволить себе покупать подобные предметы роскоши из Пунта.