Нефертити

Моран Мишель

Отец остановился в дверях покоев Нефертити. Та выбирала, какие бы сандалии ей надеть.

— Это правда? — сурово спросил он.

До меня тоже доходили слухи о том, что Эхнатон самолично написал письмо хеттскому царю Суппилулиуме и пригласил нашего врага взглянуть на великолепие Амарны.

Отец вошел в комнату.

— Это правда, что твой муж пригласил сюда хеттов? Хеттов — в этот город? — прошипел он.

Нефертити выпрямилась во весь рост.

— Да! — заявила она. — Пускай посмотрят, что мы построили!

— И пускай несут

сюда чуму? — выкрикнул отец. — Черную смерть! — уточнил он специально для Нефертити. — Это тоже пускай?

Он сунул Нефертити под нос принесенный с собой свиток. Та свирепо развернула его и проглядела содержимое.

— На севере чума! — сообщил ей отец.

— Эхнатон уже знает об этом.

Нефертити сунула свиток обратно.

— Значит, он еще больший дурак, чем я думал!

Они гневно уставились друг на друга.

— Ты знаешь, что я собираюсь сделать, — сказала Нефертити.

— Да. Ты собираешься привести в этот город смерть.

— Все должны увидеть то, что произойдет. Все должны понять. Все царства Востока!

Я видела, что хочет сказать отец. Что гордыня, гордыня всей царской семьи приведет нас к погибели. Но вместо этого он повторил:

— Тогда зовите царя Нубии, но не рискуйте, приглашая сюда хеттов. Не рискуйте тем, что в город войдет чума.

— Когда это в последний раз в Египте была чума?

— Когда фараоном был Старший. Когда солдаты принесли ее с севера, — зловеще произнес отец.

Сестра заколебалась.

— Эхнатона все равно не переубедишь.

Отец смерил ее пристальным взглядом.

— Ты не видела, что такое Черная смерть, — предостерегающе произнес он. — Не видела, как у человека чернеют конечности, как под кожей появляются опухоли и превращаются в огромные черные шары.

Сестра отпрянула, отец придвинулся ближе.

— Мы не знаем, что они принесут с севера. Есть болезни, которые проявляют себя лишь по прошествии какого-то времени. Их необходимо остановить!

— Уже слишком поздно.

— Никогда не поздно действовать! — заявил отец, а Нефертити крикнула в ответ:

— Он не передумает! Хетты приедут, а когда дурбар закончится, уберутся отсюда!

— И что оставят после себя?

Нефертити самодовольно улыбнулась:

— Свое золото.

Отец отправился к Эхнатону, но тот уперся, как и предсказывала Нефертити.

— С чего бы вдруг Атону дозволять, чтобы этого города коснулась чума? — возмутился фараон. — Это величайший город во всем Египте!

Отец отправился к своей сестре, и та посоветовала предпринять еще одну, последнюю попытку. Но Панахеси лишь рассмеялся.

— Чумы не видать и не слыхать уже пятнадцать лет! — с насмешкой заявил он.

— Но она есть на севере, — ровным тоном произнес отец. — Возле Кадеша умерли сотни матросов.

— В чем дело, визирь? Ты что, боишься, что хетты явятся сюда и увидят, насколько на самом деле беззащитен этот город? Что они увидят, насколько фараон нуждается в сильном сыне, чтобы тот

возглавил его войско, — если, конечно, он желает этот город защитить? Никто из твоих девчонок не поведет мужчин в битву. Наследником будет Небнефер — это лишь вопрос времени.

— Значит, ты не знаешь Эхнатона, — сказал отец, и я задумалась: а может, это и есть та тайна, с которой носится Нефертити? Может, во время дурбара Меритатон провозгласят наследницей престола? — И если ты ради этого дозволил впустить хеттов в Амарну, значит, ты еще глупее, чем я думал.

Гости прибыли со всех краев земли: нубийцы, ассирийцы, вавилоняне, греки. Женщины, явившиеся из-за пределов далеких пустынь, закрывали лица покрывалами, а мы вообще были едва одеты, но зато накрасили груди и ступни хной и надели парики, мелодично звеневшие под теплым ветром с запада.

Слуги суетились вокруг моей сестры, словно мотыльки: приглаживали, подкрашивали и подправляли корону. Тутмос нарисовал ее, пока она сидела, привыкшая, что вокруг нее суетятся и над ней хлопочут, а Мерит трудилась над ней.

— Может, скажешь все-таки, что там у тебя за сюрприз? — поинтересовалась я. — Ты, часом, не забеременела снова?

— Конечно нет. Это больше, чем сын для Египта. Это и есть Египет, — возбужденно произнесла она.

Тутмос понимающе улыбнулся Нефертити, и я повернулась к скульптору.

— Ты что, знаешь? — Я снова перевела взгляд на Нефертити. — Ты сказала Тутмосу, а мне, своей сестре, не говоришь?

Нефертити вскинула голову:

— Тутмосу нужно это знать. Ему предстоит это все запечатлеть.

Запели трубы, и Мерит отступила. На Нефертити сверкали самые драгоценные украшения Египта. Даже ее дочь, унаследовавшая ее красоту, не могла с ней соперничать. Меритатон подошла к матери.

— А это будет хороший сюрприз, мават?

— Это будет и мое, и твое достояние, — пообещала Нефертити.

Она взяла дочь за руку и позвала меня. За нами двинулись Мекетатон и трехлетняя Анхесенпаатон.

— Где фараон?

— У Окна Появлений, — ответила она.

Я услышала радостные крики еще из внутреннего дворика дворца, а когда мы подошли к окну, где мои родители о чем-то оживленно переговаривались с Эхнатоном, я затаила дыхание. Внизу было воздвигнуто и увенчано миррисом две сотни алтарей. Вокруг них собрались тысячи жрецов, и на каждом алтаре забили и поднесли Атону по быку: две сотни жертвоприношений, дабы показать всем богатство и великолепие дворца Амарны. Для дурбара, которому предстояло войти в историю, не останавливались ни перед какими расходами. Повсюду — на шеях знатных женщин и на лодыжках писцов — блестели сердолик, лазурит и полевой шпат. Люди, устроившись в тени навесов, пили, пировали и смотрели вверх, надеясь узреть бога на земле, даровавшего им все это. Жрецы были все в золоте, от лодыжек до сверкающих ожерелий на шеях, а над ними, у самого высокого алтаря, возвышался Панахеси.