Нефертити
Шрифт:
Анхесенпаатон повернулась к языкам огня, поднявшимся с дальней стороны погребального костра. Тела были завернуты в льняные простыни, сбрызнутые рутой. Пламя взметнулось к небу и поглотило царевен. Затем огонь добрался до Небнефера, и саван спал с него, обнажив лицо. Над двором пронесся отчаянный крик, и Панахеси схватил Кийю. Эхнатон посмотрел на своих охваченных горем жен, и что-то в нем сломалось.
— Это все почитатели Амона виноваты! — выкрикнул он. — Нас предали! Это кара Атона! — закричал
Стражники-нубийцы попятились.
— Колесницу! — закричал фараон. — Я сломаю все двери, войду в каждый дом, но отыщу их лжебогов! Они почитают Амона в моем городе! В городе Атона!
Он был безумен. Лицо его исказилось от бешенства.
Нефертити схватила мужа за руку:
— Стой!
— Я разорву на части всех, в чьих домах есть лжебоги! — поклялся Эхнатон.
Он вырвал руку, сбросил плащ и вскочил на поданную колесницу. Лошади беспокойно заржали. Эхнатон взмахнул хлыстом.
— Стража! — крикнул он, но стражники в страхе отступили.
В городе еще бушевала чума, и никому не хотелось рисковать жизнью. Когда Эхнатон увидел, что никто не последует за ним, он приказал отворить ворота, невзирая ни на что.
— Не открывать! — рявкнула Нефертити.
Стражники переводили взгляды с одного фараона на другого, не понимая, кому же подчиняться. А потом Эхнатон погнал колесницу прямо на запертые ворота, и Нефертити, испугавшись, что он сейчас разобьется насмерть, закричала:
— Откройте! Открыть ворота!
Эхнатон и не подумал останавливаться. Ворота едва-едва успели отвориться, как бешеная колесница с наездником промчалась сквозь них. Фараон Египта исчез в ночи, а языки пламени во дворе поднялись еще выше, скрывая тела его детей.
Нефертити шагнула в круг света. В правой руке у нее были посох и цеп, знаки власти. Левую она сжала в кулак.
— Верните его обратно!
Стражники заколебались.
— Я — фараон Египта! Верните его обратно, — она повысила голос, — пока он не уничтожил всю Амарну!
Из дворца с плачем выбежала служанка, и все, кто находился во дворе, дружно обернулись. Девушка упала на колени перед Нефертити.
— Ваше величество, вдовствующая царица скончалась!
Присутствующие истерически запричитали, и отец быстро подошел к Нефертити.
— Если он вернется, он может принести чуму. Мы должны отпустить обитателей дворца. Найти баржи и вывезти их за пределы города. Слуги останутся. Твои дети…
— Должны уехать, — самоотверженно произнесла Нефертити. — Пускай Мутноджмет увезет их.
Ее слова потрясли меня.
— Нет! — воскликнула Меритатон. — Мават, я тебя не оставлю! Я не уеду из Амарны без тебя!
Отец взглянул на Меритатон, оценивая, насколько серьезно она настроена.
— Я не покину дворец! — решительно
Отец кивнул:
— Тогда отошли с Мутноджмет Анхесенпаатон. Они могут пожить в Фивах до той поры, пока Эхнатон не восстановит порядок.
Он посмотрел в сторону дворца и на миг прикрыл глаза — но это было единственной передышкой, какую он себе позволил.
— А теперь я должен повидать мою сестру, — сказал он.
Я видела, какую дань взимала власть с моей семьи. У отца запали глаза, а Нефертити словно бы съежилась под бременем стольких потерь. А вот теперь скончалась женщина, приведшая нас к власти. Никогда больше мне не увидеть ее проницательного взгляда, не услышать ее смеха в моем саду. Никогда больше она не посмотрит на меня, угадывая мои мысли, словно бы читая их с листа папируса. Женщина, правившая бок о бок со Старшим, с Аменхотепом Великолепным, и взявшая на себя его роль, когда он устал от власти, ушла в загробный мир.
— Да благословит тебя Осирис, Тийя, — прошептала я.
Женщины и дети с пронзительными криками мчались к Залу приемов.
— Фараон бежал! Фараон бежал! — выкрикнула какая-то служанка, и ее крик разнесся по коридорам, среди комнат прислуги.
Я видела, как женщины мчатся мимо открытых окон, перекрикиваются и тащат в охапках одежду и драгоценности.
— Боги покинули Амарну! — крикнул кто-то. — Даже фараон нас бросил!
Женщины тянули детей через двор, заполненный едким дымом, чтобы добраться до пристани. Они несли сундуки с одеждой, а мужчины тащили остальные пожитки семьи. Слуги бежали вперемешку с придворными и послами. Это было безумие.
Мои родственники кинулись во дворец, но Нахтмин остановил меня, прежде чем мы добрались до Зала приемов.
— Мы не можем оставить твою родню в таком положении, — сказал он. — Фараон умчался. Когда люди в городе обнаружат, что он исчез, твоя родня окажется в опасности.
— Мы окажемся в опасности, если он вернется, — в отчаянии произнесла я. — Он может снова принести чуму.
— Значит, мы посадим его в карантин.
— Фараона Египта?!
— Без согласия твоего отца я никогда не смог бы жениться на тебе, — пояснил Нахтмин. — Так что мы в долгу перед ним. Оставайся с Баракой и Хеквет и будь готова уходить, как только придет весть. И Анхесенпаатон тоже забери. Я пойду отыщу твою сестру. Она должна быть готова посадить его в карантин, если он вернется.
Когда во дворец, спотыкаясь, вошли стражники с царем, пребывающим в полубессознательном состоянии, окровавленным и обожженным — он поджигал дома собственных подданных, — все, кто еще остался при дворе, развили лихорадочную деятельность.