Неформал
Шрифт:
Я в душевой задержался на какое-то время, смотрю, там слив в полу, чтобы вода стекала, булькает, и вода в нем то появляется снизу, то снова уходит. Ну и понял я тогда, что торопиться надо, чтобы нам вместе с этим централом вниз не провалиться. Ну побежал я по коридору дальше, снова вылетел туда, где уже был, где камеры эти с решетками по обе стороны и лестница, которая вниз идет. Пробежал вперед до следующего поворота, свернул и снова стал двери проверять, сам тороплюсь, заглядываю и смотрю: есть мониторы, нет? Если нет, дальше бегу. В общем, нашел я эту комнату справа по ходу, и ключи там же были, висели в шкафчике запертом прямо над столом охранника, я стекло в шкафчике разбил, все ключи выгреб, и тут у меня взгляд упал на стул, а на стуле – кобура висит. А в кобуре – пистолет! Ну я кобуру схватил, стол обошел да в столе пошарился. Особо не церемонился: ящики на пол выкидывал. И нашел еще две обоймы! Но пока шарился, не оставляло меня ощущение, что за мной кто-то следит. А потом вдруг за спиной – бух! – такой сильный удар послышался, что я аж подскочил от неожиданности. Обернулся, смотрю, а там в стене дверца, и с той стороны кто-то в эту дверцу бьется. Но ясен пень, что не для человека дверца – слишком маленькая. И кто-то там сидит. Кто-то немой и очень сильный, потому что стоило мне к ней наклониться, как снова такой удар раздался, что я в сторону, как ошпаренный, отскочил!
А потом я выбежал, дверь захлопнул и по коридору к Маришке припустил. И ничего со мной по дороге не приключилось, я только краем уха слышал, что этот, который там внутри сидел, снова начал в дверцу биться. Но мне не до этого, мне лишь бы Маришку из камеры вызволить. Она, как меня увидела, так прямо запрыгала от радости и руками замахала.
– Шурыч, миленький, скорее!
Пришлось повозиться, пока я нужный ключ нашел, а потом я дверь в сторону откатил, Маришку за руку взял, и мы по коридору понеслись. А пока бежали, понял я, что остались у нас буквально секунды, потому что все уже в движение пришло: пол ходуном ходит, стены дрожат и штукатурка от стен отваливается. Нам даже несколько раз остановиться пришлось, чтобы под падающие куски не попасть, а потом мы по лестнице наверх поднялись, а там рядом дверь запасная на засовы закрыта. Верхний засов Маришка открыла, а нижний мне пришлось открывать.
Открыл я и слышу там, в подвале, вроде бы удар какой-то…
Мне бы сразу сообразить, что это такое, да я решил, что это штукатурка опять отвалилась, а может, светильник с потолка упал.
Вывалились мы с ней наружу с другой стороны централа, ближе к лесу, и сумерки эти вечные мне после подвальной тьмы ярче дня показались. Маришка хотела сразу в лес бежать, а я головой мотаю, куда нам в лес? Нам в лес нельзя! Там же болото одно, че там делать? Нам рюкзак нужен. Без рюкзака помрем! В общем, обогнули мы централ этот проклятый, навстречу нам Жулька бежит. Увидела Маришку остановилась, зубы оскалила, рычит. Ну я ей скомандовал что, мол, фу и свои! Добежали до рюкзака, а рюкзак ведь тяжелый!
Сверху с фасада уже не штукатурка сыпется, а карниз большими кусками обваливается! И труба эта, по которой я поднимался, скрипит и ходуном ходит.
Я автомат вскинул, чтобы ее очередью встретить, но не успел. В бок твари словно торпеда врезалась – это со всего разгону ее Жулька атаковала! Эх! Не успел я ее остановить! А теперь стрелять поздно было, потому что уж свою-то собаку я точно не хотел зацепить. Покатились они клубком, вой и визг стоит.
А я слышу, Маришка меня зовет:
– Смотри, – кричит, – Шурыч! Смотри!
Я в сторону деревни глянул, а над деревней словно марево черное сгущается. Даже воздух клубится как будто. Тишина вокруг страшная стоит, и ни единая былиночка не шелохнется – ни ветерка. Только чую: шевелится там, под землей кто-то, значит, вот-вот все вниз поедет. Ну я Маришке крикнул, мол, бежим! Свернули мы с асфальта да через поле рванули прочь и от централа этого проклятого и от деревни!
А сзади Жулька вдруг как завизжит! Я и остановился. Негоже друга в беде оставлять. А потом понял, что обратно к централу не вернусь, мне надо Маришку отсюда вывести. Это главное! А собака… Хорошая, конечно, тварь, но ведь она и создана для того была, чтобы, если что – жизнь за человека отдать…
Ну я снова следом за Маришкой побежал. А она уже метрах в двадцати от меня впереди по полю несется. Но только в шлепанцах она, а далеко ли по бурьяну в шлепанцах убежишь? Споткнулась она в зарослях, покатилась кубарем, тут я подоспел, поднял ее, а она вдруг замерла, назад рукой тычет, и глаза от страха огромные. Никогда я такого ужаса в глазах не видел! Обернулся на деревню и вижу: над деревней воронка черная, как смерч, раскручивается.
Ну я и сам от страха заорал, как резаный:
– Беги, Мариш, беги! – и сам ее подталкиваю, туда, к лесу, где дорога. А она несколько шагов отбежала да и остановилась, меня ждет, кобуру эту с пистолетом в руке держит, а я все на Жульку оборачиваюсь, вдруг она нас догонит? Я еще раньше по вою понял, что ей худо совсем, но бывают же исключения, верно? А потом я гул из-под земли услышал и такой толчок почувствовал, что еле-еле на ногах устоял, пришлось присесть, чтобы не упасть, а потом мы к лесу стреканули так быстро, как могли, да только ветер вдруг поднялся, нам аж зажмуриться пришлось и остановиться, а потом земля вдруг дыбом встала и меня ударила, а я почему-то уже ничего и не чувствую: ни боли, ничего. А потом вдруг понял я, что земли под ногами больше нет, только и успел еще ощутить, как под ложечкой холодно стало. А потом я увидел небо черное, которое почему-то все дальше от меня и дальше становилось.
Не успели мы убежать.
….Очнулся я от холода. Попробовал сделать вдох: давит что-то сверху, но не сильно, дышать можно. Глаза открыл, темно, но кое-что все-таки видно. А видно, что лежу я в куче земли, засыпанный по самую грудь, а на груди у меня громадный куст полыни стоит. Корни с комьями земли прямо на мне, а сам куст гордо вверх смотрит. Типо, нас ничем не возьмешь! А земля, если по ощущениям судить, везде, почему-то особенно много ее во рту! Кое-как я от нее отплевался да с лица и с волос отряхнул. Руки саднило сильно и в горле першило. А потом сбросил я этот куст с себя, сел, чувствую – автомат на месте. Уже лучше. Я машинально фонарик на голове нащупал, а фонарика-то нет! Один раз повезло, тогда я в катакомбах его рядом нашел, во второй раз так не повезет, но я все-таки стал осторожно вокруг себя шарить, но нащупал только комья земли и глины. И еще траву. Я осторожно действовал, потому что у меня ощущение появилось, что я в любой момент могу куда-то вниз соскользнуть. И ощущение это мне не понравилось. И тут я вспомнил о зажигалке. Залезть в карман оказалось довольно трудно, – мешала засыпавшая меня земля. Сел я очень осторожно, стараясь ногами в землю упираться, нож в ножнах нащупал, потом карман нашел, залез в него.
М-да земля была даже в карманах!
Зажигалку я все-таки нашел, колесико крутнул, но это мало помогло. Ясно стало, что потолок очень высоко, справа и слева ничего нет, а сижу я на краю какого-то обрыва, на самом что ни есть осыпающемся спуске! И несет оттуда, из этого самого обрыва холодом и сыростью. Отполз я от края немного и стал зажигалкой водить, вверх смотреть, может, там что интересное есть. А сверху увидел огромную поваленную березу. Она под наклоном чуть вверх торчала, так что макушка над обрывом этим черным нависала. А за ней вроде бы терраса более менее ровная была. Ну я туда ползком забрался и первое, что увидел, так это голубой женский тапок. Как раз такой у Маришки был. Я его в руки взял, словно он мне что-то рассказать мог, да куда там! Тапок да тапок: пластиковый, в грязи извазюканный. Я на ноги встал, решил факел соорудить да осмотреться. Ну основой для факела могла стать ветка березы, а остальное надо было поискать!
Терраса, на которой я находился, была в ширину всего метра три с половиной, с одной стороны был этот обрыв дурацкий, и к нему спускался крутой склон, а с другой стороны – вертикальная стенка. Так что двигаться я мог только вправо или влево.
Я подумал и пошел налево. Странно, но тогда я почему-то совсем не удивлялся, что цел остался, провалившись так глубоко под землю. Наверное, защитная реакция организма, не иначе. Чтобы не рехнуться. Но далеко я вдоль стенки не ушел, потому что там оказался завал из бревен и камней. Я попытался было наверх взобраться, чтобы через препятствие перелезть, но одно из бревен, на которое я наступил, по склону вниз соскользнуло и в воронке исчезло. Я даже «двадцать один» не успел сказать, – так быстро все произошло. Хорошо, я с него спрыгнуть успел, как только оно двигаться стало.
Ну я решил, что сюда я еще успею, а пока надо в другую сторону сходить, вдруг повезет больше? И правильно сделал: метров через десять я на кучу гаражного хлама наткнулся. Можно было только удивляться, откуда здесь все это появилось, я решил, что не иначе, как с гаража централа. Там ведь наверняка парочка вездеходов стояла – местную грязь месить. Да и бюреры главные наверняка на охоту ездили! Так что по поводу того, откуда все это здесь появилось, я заморачиваться не стал. Есть, значит, наше будет. В общем, нашел я сначала ветошь промасленную, а потом еще и канистру с маслом. К березе вернулся и стал одну из нижних ветвей ножом рубить. Рубил повыше, там, где она тоньше была, но после нескольких ударов я стон услышал. Лишний раз я кипишь устраивать не стал, решил, сейчас факел зажгу, там посмотрим. Это ведь не только Маришка может быть, это ведь и тварь какая-нибудь раненая оказаться может. Поэтому сук я срубил, оторвал небольшую полоску ветоши, намотал на комель, завязал, намочил слегка в масле и поджег. И первое, что я увидел, когда пламя разгорелось – это голая пятка Маришки, видневшаяся в самой гуще березовых ветвей…
В общем, воткнул я факел в землю да на березу полез. Бинт с раненой руки снял, чтобы хвататься было удобнее. Да и не нужен он был, рука уже зажила. Как только я до Маришки дотронулся, она сразу же закричала и так биться стала с перепугу, что мы бы точно вниз с обрыва упали, если бы я ствол березы обеими руками не обхватил и так не держал бы и ее и себя несколько секунд, пока она в себя не пришла. Я только одно за эти мгновения понять успел, что она замерзла совсем, как есть – ледышка. Ну и шепчу ей тихонечко, чтобы она не испугалась:
– Т-с-с… Мариш. Я это, я! Пожалуйста, не дергайся, а то мы вниз упадем и тогда точно погибнем, слышишь?
Наверное, не надо было ей это говорить, но ничего лучше я тогда придумать не смог. Надо отдать ей должное, она быстро в себя пришла, затихла и шепчет мне в ухо:
– Шурыч, мы живые, да?
– Да, – говорю ей, – пока живые.
– А…. где мы?
– Не знаю, но если ты будешь дергаться, живыми мы долго не останемся. Там, внизу, пропасть. И я не знаю, насколько глубокая.
Она замерла сразу, мне руками в куртку вцепилась, так что я насилу их разжать смог. В общем, помог я ей сначала сесть на стволе, а потом мы осторожно на террасу спустились. Времени на это, конечно, много ушло, потому что хоть и горел факел где-то внизу, а все равно здесь, в листве, темно было. Зато на обратном пути я увидел, что на верхних ветках березы что-то висит. Причем очертания такие знакомые, вроде бы мой рюкзак. Если его достанем, значит, живем! Там и пожрать есть, и коврики! И костер разведем, даже если дрова сырые.
В общем, как только мы вниз спустились, я факел из земли выдернул и над головой поднял, чтобы осмотреться. И только тут понял, что дела наши швах! Да, были мы живые и, слава Богу, целые, но выбраться отсюда просто нереально было. Оказались мы в огромном провале. Настолько огромном, что неба совсем не видать. И не только неба, но и противоположной стены. Насколько большим должен быть провал, чтобы в него вместилась небольшая заброшенная деревня? Пятьсот метров? Семьсот?
В центре провала огромный обрыв воронкой, и дна у воронки, по-видимому, не было. Ну то есть я понимал, что оно, наверное, где-то там есть. Но огромное бревно туда совершенно беззвучно упало… А стены провала, которые вверх уходили, неприступными казались…
Но сейчас надо было рюкзак достать. Конечно, несколько неприятных моментов было, когда я все ждал, что ствол березы сломается, потому что на верхушке он был не более десяти сантиметров в диаметре, а само дерево было на менее пятнадцати метров в высоту, но береза оказалась не сухой, здоровой и крепкой. Сняв рюкзак с ветки, я несколько раз качнул его в руке и на террасу бросил, а потом сам осторожно с березы слез.
Маришка все время за мной следила, стояла на самом краю террасы. А я сразу же клапан рюкзака открыл и вещи из него вытаскивать начал. А Маришке и говорю:
– Одевайся! Тут штаны и белье… – тут я осекся немного, вдруг еще поймет как-нибудь не так. – Ну это, для тепла белье, специальное, носки, куртка вот и еще ботинки. Надеюсь, подойдут, – а сам прочь отвернулся. Стоял, смотрел в темноту, пока она за спиной одеждой шуршала.
А из темноты вой до нас доносился. Видать, все же животное какое-то в провал угодило. Может, мутант какой-нибудь, а может, и обычное – ну там волк, например. О всякой нечисти я старался не думать. А то сам, как эта зверюшка, завою.
А потом Маришка и говорит:
– Все!
Я повернулся, смотрю, а она шнурки уже завязывает. Быстро оделась, как солдат! А шнурки завязать никак не может, я сунулся помогать, взял ее за руку, а руки у нее ледяные! Ну я начал ей сначала руки растирать, а потом и спину через одежду.
– Давай, – говорю, – я костер сделаю, согреешься. И звери, если есть, не подойдут. Да еще воды вскипятим, чаю горячего выпьешь.
Она кивает, мол, давай.
Ну я к завалу из камней и бревен сбегал, выбрал там горбыль, который сверху лежал, притащил его к березе, местами разломал, местами порубил, обрызгал получившиеся дрова жидкостью для розжига, колесико зажигалки крутанул, веточку поджег, а потом, когда разгорелась – в костер кинул. Ну и все, через десять у Маришки наконец-то губы порозовели, а еще минут через двадцать вода в котелке закипела, да я лапшу в упаковке запарил, а в котелке, в оставшейся воде – чаю заварил. Честно говоря, я и сам жрать хотел, как Жулька….
Жулька… Да, погибла, видать, собачка. Жалко до слез, но лучше не думать об этом. Сами живы и то хорошо! А потом я про фляжку вспомнил, и мы по глотку спиртного выпили. Голова от него закружилась и в ноги здорово торкнуло.
Ели мы быстро. Лапшу галетами заедали. Не очень вкусно, зато питательно. А потом весь чай выпили и большую плитку шоколада слопали. А пока ели, Маришка меня все спрашивала, на какой мы глубине, да как я вообще сюда, в Игнатово, добрался?
А я не стал ей рассказывать всякие ужасы. Зачем ей это? Мы и так непонятно где, и непонятно как выбираться. Рассказал ей в общих чертах, как меня бюреры загребли да как на себя заставили работать, про Рамиреса ей рассказал, да про то, как с отцом встретился, а потом с Евлампием познакомился и как за ней пошел. А она все больше молчала, да я особо и не расспрашивал, потому что точно знал: если бы я столько времени в клетке да в темноте просидел, меня бы точно вперед ногами вынесли из этого проклятого централа. Она только спросила, где, по моему мнению, сейчас само здание? Я плечами пожал и ответил:
– Скорее всего, там! – и в воронку эту черную пальцем ткнул.
А она вроде бы вздрогнула и подальше от спуска отодвинулась. Я снова промолчал, но совершенно точно понял, кто к ней там, в подвале, приходил да воду приносил. А потом меня в сон клонить стало. Да так сильно, хоть спички в глаза вставляй. Да и то сказать, я же без отдыха да почти без еды отмахал на скутере сто километров, да пешком двадцать, да тоннель еще этот, да встречи всякие…. Так что удивляться нечему. Маришка сразу поняла, что мне надо дать поспать немного. Там у стены ниша была такая небольшая, я с факелом все осмотрел, вроде бы не должно было нас завалить в ней, от костра тепло шло, ну бросил я туда коврики да и лег. Я бы и так уснул, но Маришка настояла, чтобы я спальник распаковал и укрылся им. А сама караулить села. Автомат я ей не дал, помнил, что себя можно подстрелить по неопытности. Дал нож, чтоб не очень боялась, и велел, если что ей покажется подозрительным, меня будить. А потом проснулся, чувствую, как ко мне сзади привалилось теплое, посапывает, костерок наш догорает… И опять уснул. Конечно, засыпать не надо было, надо было встать да подежурить, пока Маришка спит, но я такой уставший был, что мне уже совсем все равно было…….Сначала я с спросонья услышал, что рядом с костром ходит кто-то очень большой и тяжелый. А я так крепко уснул, что даже не помнил ни где я, ни кто я, и совсем уже забыл о том, что мне кого-то опасаться надо. А потом я дыхание тяжелое услышал.
– Ф-фух… Ф-ф-фух… Ф-фух… Ф-ф-фух…
И совсем рядом затопало…
Я глаза открыл, а за костром кто-то темный стоит. Большой! И возле костра чем-то по земле шарит. Вроде бы щупальцем!
Маришка тоже проснулась, спросонья шевельнулась было, но я ее ладонью к земле прижал, чтобы крикнуть не вздумала или вскочить. Она и замерла.
А потом это огромное, видимо, свой нос или хобот, или щупальце, не знаю, что там у него было, в костер сунуло. Да как заревет! По-моему, даже земля колыхнулась. Я испугался, что оно от боли метаться начнет, а оно, наоборот, остановилось и такие странные звуки послышались, словно давится кто-то. А потом вдруг на нас обрушился целый фонтан воды! А вода-то ледяная! Маришка тут снова дернулась, скорее от неожиданности, чем от страха, но я ее на себя потянул, что есть силы, под нее руку просунул и через
И тут тихо вдруг так стало, словно это большое животное меня услышало да замерло: стоит, прислушивается! Только костер еще шипеть продолжает, а так вообще ничего не видно. А Маришка лежит за мной, даже не дышит, видать, в подвале этом научилась скрываться и неудобства терпеть. И я лежу, дыхание затаил, автомат вперед выставил, да стволом туда-сюда вожу и все никак понять не могу, как же я так прошляпил, что не помню, где второй фонарик лежит. Но кое-что все-таки видно. Наверное, не так уж и глубоко, раз видно. И начинаю я постепенно различать, что незваный гость наш стоит чуть правее костра. И до него, наверное, метра четыре: на самом краю террасы стоит. Руки-щупальца в стороны растопырил, над головой тоже что-то торчит – не разобрать, то ли рога, то ли клешни какие выставил. А росту в нем метра, наверное, два, а то и три, в общем, здоровый.
А тут еще и Маришка у меня за спиной шепчет:
– Ктулху… Это ктулху…
Помешались они все на этом ктулху проклятом, что ли! Я ее локтем вбок двинул легонько, чтобы замолчала, она и затихла, но тварь эта, видать, шепот услышала, повернулась к нам да как заревет! Меня аж еще сильнее в эту нишу вжало! Она, наверное, думала, что этим ревом нас спугнет, и что мы побежим от нее, а мы, наоборот, на месте застыли. И снова – тишина, и я только чувствую, как Маришкино дыхание мне шею щекочет. А через несколько секунд слышу: тварь эта своими щупальцами потихоньку по земле шарит, видать, нас найти думает, и щупальца эти все ближе и ближе к нам приближаются. Слышу: одно из них рюкзак нащупало, повозило его по земле, потом в сторону откинуло и дальше шарит. А у меня опять из головы все молитвы от страху повыветрились, один адреналин остался. Жду я, что дальше будет. Следом за рюкзаком в сторону пустой котелок полетел, а после она факел, видимо, нащупала и долго с ним в темноте возилась, а потом совсем близко к нам подступила и щупальца рядом по земле шуршат. А потом одно из них Маришкину ногу обвило. Я это потом уже понял, потому что Маришка вдруг как вскрикнет! Да и пнула, видать, чудище это бутсой по щупальцу… Я даже понять ничего не успел. А это чудище в темноте вдруг как завизжит, словно девчонка маленькая! У нас в интернате так первоклассницы пищали, когда оглушить кого-нибудь хотели. Тут и я не выдержал и на курок нажал, всадил очередь непонятно куда. А тварь эта еще пуще в визг! А потом вроде как от нас метнулась к обрыву, да с него и спрыгнуло, только всплеск воды раздался. И стихло все.
Ну мы посидели какое-то время в кромешной темноте, а потом Маришка и говорит так негромко мне на ухо:
– Шурыч, а че это было? – а у самой слышно: зубы от страха стучат.
А я плечами пожимаю. Откуда же мне знать? Я уж не стал рассказывать про то, что в Волге видел, да что на дороге мне встречалось. Говорю ей так бодро:
– Сама же говоришь, ктулху это!
А она мне в ответ:
– Ага… Его не бывает!
– Ну как не бывает? – отвечаю я, – вот разных там бюреров, которые тебе воду приносят и разными глазами на тебя таращатся, тоже не бывает. А они, оказывается, есть…
Тут Маришку передернуло, я даже в темноте это понял. А потом она мне и говорит:
– А откуда знаешь, что глаза разные?
– Так я же, – говорю, – видел его. Встречал. Шварц его фамилия. Это он тебя сюда, в Игнатово притащил.
Говорю я ей все это, а сам в темноту вглядываюсь. А вокруг тихо, словно и не было ничего. Нет, где-то камешки мелкие посыпались… И снова тишина.
– Ладно – говорю, – сиди здесь, пойду рюкзак принесу, там фонарь. Да и костер развести надо. Оно, видать, его не любит.
Ну сказано − сделано. Вылез я из ниши этой, где мы скрывались, и пошел в темноте на ощупь рюкзак искать. Нашел я его метрах, наверное, в шести, а то и в восьми от кострища. Рюкзак оказался целым, только мокрым немного. Но внутрь влага не попала, рюкзак же дорогой был, из лучшего кордура, непромокаемый. Так что нашел я фонарь, батарейки нащупал, вставил их, надел фонарь на голову, включил и опять за дровами отправился. Фонарь оказался мощный, даже лучше, чем тот, который я потерял, когда сюда провалился.
Но только я его включил, как слышу:
– Соловьев!..
Отчетливо так, словно рядом кто-то стоит. У меня сразу занемело все от страха, потому что я голос узнал. Шварца это голос!..
Я заставил себя к провалу обернуться, а там темнота и нету никого! Я тогда по террасе поводил лучом света туда-сюда – тоже никого! А потом случайно на стену луч фонаря направил, а он на стене сидит!
Метров, наверное, пятнадцать до него. Высоко. Я вижу: глаза кровавым блеснули и крылья эти черные, кожистые вниз свисают. И опять шепотом:
– Соловьев…
А меня как парализовало всего. Я ж видел, что его пули не берут! Я ж помню, как он сержанта этого, как его, Бергмана, убил одним ударом после того, как тот пол-обоймы в него всадил! А значит, нет у меня другого защитника, кроме Бога!
– Господи! – шепчу. – Спаси и сохрани нас, на тебя одна надежда! – и перекрестился.
А он вдруг крылья расправил, вверх по стене метнулся и исчез. И ни единого звука до меня не донеслось, словно его и не было, словно мне это все примерещилось.
В общем, пока я горбыли обратно тащил, все время оборачивался. То на провал, то на стену: не шевелится ли там кто? А там ничего, тишина, молчок.
И то хорошо.…Я к Маришке вернулся, магазин от Калаша из рюкзака вытащил и все оставшиеся патроны в один магазин набил. Пустой магазин я про запас в рюкзак положил. После этого я себя увереннее почувствовал, хотя и понимал, что мне против него не выстоять ни в жизнь.
В общем, нашествие неизвестного Ктулху закончилось благополучно. Только синтетический спальник намок, но его мы у костра высушили. И еще котелок оказался смятым. Но это не страшно, готовить в нем все равно можно было. После того, как костер снова жарко заполыхал, освещая террасу и стену, я сделал несколько факелов и рюкзак собрал. Пора было отсюда выбираться. Но перед тем как уходить, решил я все-таки посмотреть, что там, на дне обрыва. Обвязался веревкой, дал второй конец Маришке, чтобы страховала меня на всякий случай, на заднице спустился к краю и факел вниз бросил! А там вода оказалась…. Черная, неподвижная. И было не нее метров, наверное, десять, не больше. Вот из этой-то воды ночной гость к нам и пожаловал. Отполз я от края подальше и рассказал все Маришке.
По-крайней мере, вода у нас была.
В общем, решил я, что надо обойти этот провал по периметру, может быть, найдем выход. Фонарик я выключил, чтобы батарейки экономить, два факела зажег, остальные пучком связал, да Маришке всучил, чтобы несла. И велел ей все время под ноги смотреть, мало ли что тут еще найти можно: наверняка много чего интересного сверху свалиться могло.
Закинул я рюкзак на спину, и пошли мы потихоньку вдоль террасы: то стенку освещаем, то спуск к обрыву. А под ногами какого только мусору не навалено! И деревья, и доски старые, и чаны какие-то, и кирпич битый, печные трубы и даже стиральные машинки разбитые то там, то тут валяются. А я в толк взять никак не могу, как это все перемешалось и сюда вниз съехало. Кажется, от нас до домов деревенских метров сто было, и до централа – пятьдесят, и все равно все вперемешку. А до ближайшей березы вообще в другую сторону метров тридцать еще бежать надо было.
В общем, смотрели мы по большей части на стенку да под ноги. А стенка везде была такая ровненькая. Если бы у нас было снаряжение, можно было бы и по стенке попробовать взобраться, но без страховки я бы не рискнул. Нет, наверное, не так – рискнул бы, если бы один был. А я ведь не один.
Зато под ногами было много чего интересного. И через сто метров мы смогли «хабар» подсчитать, среди которого самым важным оказался найденный пистолет в кобуре, который у Маришки в руках был, когда мы вниз провалились, банка консервированной ветчины и лопнувший пакет с овсяными хлопьями.
Пистолет я сразу же проверил, оказалось, что в обойме у него шестнадцать патронов. Я тогда у Маришки нож назад забрал, кобуру на нее одел и показал, как с пистолетом обращаться надо. И как на предохранитель его ставят, и как его перезаряжать. Обоймы ей отдал. Она, конечно, внимательно все это выслушала, а я ей на полном серьезе пригрозил:
– Хотя бы раз на меня направишь, отберу и больше не дам. Поняла?
– Поняла, – говорит, и губы от волнения облизывает.
А сама в этот пистолет обеими руками вцепилась, и я сразу понял – все, пистолет уже не отберешь. Ну оно, может, и к лучшему. Такое время, что пистолет, как ни крути, а нужен. Правда, настоял, чтобы она его все-таки в кобуру спрятала. Ну а продукты я в рюкзак закинул, он у меня без Маришкиных вещей непривычно легким стал.
В одном месте нам пришлось через каменную осыпь перебираться, но ничего, справились. И осыпь небольшая была да к тому же устойчивая. Я Маришку кое-где подсаживал, чтобы на особо большие каменюки могла вскарабкаться, а в других местах руку подавал. А за осыпью опять то же самое: то деревья поперек лежат, то бревна. А потом мы вдруг впереди вертолет увидели. Он на краю над пропастью лежал. Хвост у него обломан был, а фюзеляж снизу смят, стекла все повылетали, только лопасти винта целыми остались. Ну я Маришку спрашиваю:
– Это не тот, на котором тебя сюда привезли?
А она что может ответить? Плечами пожала.
– Не знаю, – говорит, – тот, не тот. Похожий. Большой, военный. Может, и на этом, а может, и на другом. Я тебя очень прошу Шурыч, не лезь туда! – это она боялась, что вертолет в воду упадет.
Ну я, конечно, все равно внутрь полез, посмотреть, что там и как. И нашел весьма ценные вещи: полный магазин к автомату и аптечку. А потом на сиденье пилота залез да стал тумблерами щелкать. Мы с Длинным в прошлые каникулы частенько в игровой центр ходили, там был симулятор вертолета МИ-70, и где что находится, я точно знал. Да только толку! Там же электронный блокиратор стоит, и не обойдешь его никак. Так что я обратно вылез. Жаль, конечно, на вертолете два пулемета стояло и две пушки. Если бы мы могли его использовать, то пофигу нам все эти ктулхи были бы! Любого бы уделали! В общем, вылез я оттуда, похвастался находками и на бревно, которое у стенки лежало, сел, аптечку открыл, чтобы посмотреть, что там есть. А тут Маришка и говорит:
– Шурыч, а костер-то погас…
А мы все время, пока шли, наш костерок видели. Я же его раскочегарил хорошенько перед уходом, и мы еще не так далеко отошли, чтобы его из виду потерять. И даже каменная осыпь свет от него не загородила: изгиб террасы, все видно. Ну мне, конечно, тревожно стало, но виду я не показываю.
– Может, – говорю, – сам погас? Или эта тварь вернулась да снова его потушила? – а сам уже ушки на макушке держу, прислушиваюсь. И слышу, как будто шорохи какие-то идут от того места, где костер был. А мы недалеко ушли-то. Метров двести всего. Да еще тут эхо гуляет, все звуки усиливает. Я Маришке и говорю:
– Давай-ка быстро на осыпь!
Она только глянула на меня внимательно, а сама кивает согласно. Тут я понял, что она тоже это слышит. Что к нам кто-то оттуда, от нашего костра идет. Ну а потом мы так быстро, как только могли, по камням наверх взобрались, я фонарь включил, чтобы лучше видно было, один факел между камней воткнул, а второй вперед закинул, подальше, туда, откуда звуки доносились. И тут понял, что правильно мы сделали, что на верхотуру забрались, потому что их целых шесть штук к нам бежало. Шесть длинных, отвратительных блестящих тел на тонких лапах. А головы у них были почти человеческие. Только пасти огромные и тонкие длинные зубы наружу торчат. Темно было, и я упустил момент, когда можно было расстрелять их издали, а вблизи они вдруг рассредоточились по террасе. Я ведь сначала надеялся, что, может быть, и не твари это вовсе, а Жулька живая! Зря надеялся…
Я Маришку за спину себе успел толкнуть, да встать поудобнее, левой ногой в край плиты уперся и автомат поднял да флажком предохранителя щелкнул. И тут первая из них наверх прыгнула! А прыжок у нее здоровый, метра три за раз пролетела. Двигалась она так быстро, что я едва успел ее на прицел поймать да на курок нажать. Попал я ей точно между глаз. Вообще, сложно было не попасть именно туда, если целиться в голову, потому что лоб был широким. Лоб да зубы, глаз я и не видел. Я думал, мне ее добивать придется, и поэтому, когда она мне под ноги упала, я еще раз в нее выстрелил, и от этого выстрела ее назад отбросило, и она вниз свалилась. А следующая прыгнула прямо на стену! Она, наверное, хотела от стены оттолкнуться и на меня сверху сигануть, но я был готов к этому.
Не знаю я, откуда во мне это взялось! Еще недавно после встречи с этими не-людьми, я был потерян совсем и не знал, как себя вести. И, главное, заставить себя не мог в них стрелять. Ну да, дал я тогда очередь в Чику, но это было от страха, а не от решимости их всех прикончить. А тут передо мной все-таки животные были. Необычные, опасные, уродливые, словно из ада вышли, но все-таки – только твари. И знал я, что есть на них управа! Бог есть! Три пули у меня ушло на то, чтобы прикончить эту прыткую тварь на стене, но после третьего выстрела она тоже рухнула вниз, на острые камни, и забилась там в агонии. Но пока я со второй тварюгой разбирался, третья до меня добралась. Я даже испугаться не успел, обернулся, а она передо мной стоит, своими лапами за выступы камней уцепилась, выпрямляется во весь свой рост и все выше и выше становится, и вот уже ее морда на уроне моего лица. И я ужасом вижу, что глаз у нее нет, вместо них – впадины просто. Как у животных, которые всю свою жизнь во тьме живут. И главное, понимаю я, что вскинуть автомат не успеваю…
И тут слева от меня выстрелы раздались. Один, второй, третий, четвертый! Брызнуло в сторону чем-то вонючим, взвыла тварюга эта черная, хотела все-таки извернуться и меня достать, зубы ее кривые у меня над головой в сантиметрах щелкнули, да Маришка ей не дала, так и стреляла, пока тварюга эта вниз к своим товаркам не скатилась. А потом еще одна, четвертая, прямо в лобовую на меня прыгнула, а другая прыжками стала по насыпи нас обходить. Ну, четвертую я очередью в лоб встретил. Молился, чтобы не промазать, потому что понял, что упустил из виду шестую тварь. Которая, кажется, тоже на стену прыгнула и куда-то вверх по стене убежала. Попал я четвертой твари прямо в морду, но остановилась она не сразу, пришлось, теряя драгоценные мгновения, еще два раза в нее выстрелить. Тут и свалилась на меня эта дрянь сверху, я только автоматом от нее загородиться успел, как она мне на голову упала, ну и покатились мы с ней вместе вниз, по камням. На счастье мое, упали мы так, что сначала на острые камни она грохнулась, а уж потом я, и мы к подножию насыпи свалились, там камни были помельче, вроде гравия. В общем, упал я на этот гравий, да проехался по нему на спине, а тварь эта на мне сверху сидит. Худая-худая, а весу в ней, как в небольшом автомобиле! Кругом темно, и луч от фонаря ей прямо в морду светит. Хорошо я ее рассмотрел, но лучше бы эту образину мне никогда не видеть! Зубы у нее как частокол. Шипит! А самое интересное, что автомат она мой схватила не челюстями, как любое животное бы сделало, а лапами, и на меня зубами своими адскими щелкает, вот-вот достанет! Мне бы автомат бросить, да нож вытащить, но только я автомат бросить не могу, тогда ведь между мной и тварью вообще ничего не останется! А она опять − щелк зубами, чуть ухо мне не откусила, я еле увернуться успел. Слышу, наверху Маришка из пистолета стреляет. Мне бы ей помочь, а я с этой тварью вожусь, ничего сделать не могу! А от твари гнильем воняет, с зубов слюна капает, всю куртку мне изгадила! А потом чувствую я, как она когтями на задних лапах начинает мне в ноги впиваться. Больно, сил нет! Ну я снова на автомат налег, думаю, оттолкну все-таки ее, проклятую, от себя, я ведь не слабосильный какой-нибудь, в спортзал ходил, не всегда, правда. А она снова – клац зубами в сантиметре от моего носа! И тут чувствую я локтем, рядом что-то лежит, а это факел, который я сюда бросил, тлеет еще, да только как его поднимешь? И тут я в первый раз, наверное, в своей жизни понял, что такое «жилы трещат». Так вот – они у меня натурально затрещали, потому что я все силы приложил и даже сверх того, что мог, чтобы тварину эту от себя оттолкнуть, да только это ничего не дало.