Неформат
Шрифт:
– Усаживайся поудобнее, – нарочито засуетилась она, поджимая ноги и поворачиваясь
внутри спальника так, чтобы ненароком не обнажить грудь. Вадим послушно расположился на
дальнем конце кровати и уселся по-турецки, накрывшись пледом. Она мысленно отрепетировала
эту сцену накануне несколько раз, ревниво захронометрировав все свои действия. Сейчас, когда
всё её тело обратилось в один нерв, это помогло ей не суетиться и не раскрыть раньше времени
план игры. Она с
выиграть время и в конце нескольких фраз утомлённо затихнуть, и, полежав в тишине секунд
двадцать, сказать жалобно:
– Знаешь, всё никак не согреюсь, даже в спальнике. Полезай сюда со своим пледом, у
меня зуб на зуб не попадает.
Савченко жестом официанта, меняющего скатерть, махнул пледом, накрывая и Лялю, и
полу спальника, которую она предусмотрительно откинула в сторону, и перебрался к ней,
повернувшись боком так, что его лицо приблизилось к её плечу. Он хотел поправить сползавший с
неё плед и попал рукой на её упругую, обнажённую грудь. Он почему-то сразу, не глядя и не
дотрагиваясь до неё, сообразил, что она совсем голая под этим спальником, и на мгновение
оцепенел. Его начало трясти, как в ознобе, и именно в этот момент она прильнула к нему всем
своим телом, облокотившись локтем на подушку и обдав его нездешним запахом польского
дезодоранта. Не отрывая локтя от подушки, Ляля вплела свои пальцы ему в волосы и провела, как
гребнем, от основания до кончиков, зацепив мочку уха и поворачивая к себе его голову.
Её лицо было так близко, что он, повинуясь инстинкту, буквально впился губами в её рот,
обхватив левой рукой её шею, а правой лихорадочно расстёгивая молнию на джинсах. Рука
дрожала так, что молния не слушалась и всё время заедала. Ляле вдруг стало смешно.
«Вот непутёвый, – подумала она, – даже штаны снять толком не может. Сможет ли он
вообще что-нибудь?»
Она оттолкнула его руку и стала настойчиво, но аккуратно расстёгивать непослушную
молнию и через минуту, когда упрямая молния всё-таки поддалась, почувствовала дрожь его
возбуждения. Она легко оттолкнулась локтем от подушки, и её тело нависло над ним так, что её
маленькие, с торчащими сосками груди оказались прямо у его лица.
Когда он попытался взять её груди, как час тому назад брал в ладони её пальцы, руки его
тряслись и как будто онемели. В ушах гулко стучало, будто отмеривал приливы и отливы крови
какой-то резонатор в физической лаборатории. Ляля мимолётно, но очень внимательно взглянула
ему в глаза и шепнула: «Не волнуйся, всё будет хорошо. Ты же хочешь меня?» Отчаявшись
успокоить свои по-прежнему
утвердительного ответа слегка боднул её плечо.
Что было потом, они оба помнили смутно. Сначала они как-то неловко возились в ворохе
одежды и одеял, потом он всё-таки сумел обхватить Лялю и перевернуть на спину. Так он
чувствовал себя увереннее: он превратился в механизм, выполняющий backward and forward
friction movements. Это дурацкое определение из какого-то учебного текста для занятий по
техническому переводу в тот момент всплыло почему-то в его памяти. Он так и не смог его тогда, на третьем курсе, толком перевести.
«Надо будет у неё потом спросить», – промелькнуло в голове, и он выпал из нормального
человеческого состояния. Больше он ничего не видел, не слышал и не понимал.
– Ты что, робот? – шёпотом поинтересовалась Лялька.
Он, кажется, даже как-то рассеянно кивнул, в сущности признавая себя таковым, но было
понятно, что он не уловил, о чём, собственно, его спрашивают.
Он был неумелым и старательным и по-прежнему действовал в состоянии душевной
оглушённости, и Ляля невольно улыбнулась довольной внутренней улыбкой опытной и много
знающей женщины. Он, кажется, и хотел и боялся её одновременно, и потому на самом деле
двигался как умный, но запрограммированный робот.
Она чутко и с неведомым прежде любопытством прислушивалась к ощущениям в его теле,
полностью сконцентрировав своё внимание на партнёре, чего никогда раньше не делала с
Романом. Когда его снова стала бить дрожь, но уже другая, нарастающая, как крещендо, Ляля
ринулась всем своим телом навстречу его толчку в самый последний раз и, молниеносно по-
кошачьи отпрянув и оставив его снаружи, почувствовала, как низ её живота орошается тёплыми
пульсирующими струями.
Она пружиной выскочила из-под него и помчалась в ванную, заметая следы, ступая след в
след, как лисица, и зная, что так выигрышнее смотрятся её ноги и попка.
Но он ничего не видел. Он просто лежал, зарывшись лицом в подушку в полусознательном
состоянии, граничащем с обмороком.
В ванной было зябко, а из душа хлынула остывшая, застоявшаяся в трубах вода.
Дожидаясь горячей, с любопытством зачёрпывая тёплой рукой с живота сперму и смывая её под
холодным душем, она вдруг обнаружила, что по внутренней стороне ноги вниз, на щербатый
кафельный пол стекают кровяные стрелки. Месячные пришли раньше, чем она ожидала.
«Чёрт возьми! Он, наверное, тоже увидит. Конфуз-то какой! Ещё подумает, что лишил
меня девственности».