Неформат
Шрифт:
Вернувшись из ванной и скорее почувствовав, чем увидев, его состояние, она опять
взъерошила ему волосы и нежно сказала: «Спасибо».
Это «спасибо» стало впоследствии её визитной карточкой.
Спасибо, – говорила она каждому своему мужчине после секса, прокручивая в голове как
заклинание:
«Спасибо за то, что увидел во мне женщину.
Спасибо за то, что ты мужчина.
Спасибо за то, что мы такие разные и поэтому нас тянет друг к другу.
Спасибо за то, что мир устроен
Затем, напоследок, она чмокнула своего теперь уже сексуального партнёра, скомандовала
одеться, и выставила за дверь.
«Ну что же, неплохо для начала», – подумала Лялька.
Конечно, сексом, к которому она уже привыкла, это трудно было назвать, но в принципе
она осталась довольна: потенциал имелся, а опыт и мастерство – дело наживное. Она теперь
точно знала, что её будет занимать в ближайшее время. У неё появился питомец, которого нужно
правильно воспитать и обучить элементарным вещам.
Оставшись одна, она долго смеялась, вспоминая испуганные глаза Вадима, его дрожащие
руки, неловкие от смущения движения. «Интересно, до него дошло, что это я его совратила?» –
подумала она. Потом начала приводить себя в порядок: уложила свои шикарные волосы, подвела
и подкрасила глаза, чуть припудрилась. Обвела взглядом комнату: обшарпанный платяной шкаф
с покосившимися дверцами на скрипучих петлях, убогие тумбочки около пружинных кроватей с
металлическими спинками. Люкс называется! Только что удобства в номере. Может быть, она
поторопилась? Наверное, лучше бы при свечах, за бутылочкой французского шампанского? Но
где? Дома родители. Не просить же ключ у кого-нибудь из подруг… Ладно, что сделано, то
сделано.
В это время в комнату влетела Лилька.
– Что с тобой? Что-то случилось? – с порога выпалила она и, поймав Лялькин удивлённый
взгляд, продолжила: – Там этот, твой красавчик, вокруг корпуса бегает, как ненормальный, что-то
причитает, типа, что он тебя погубил или убил… Я что-то до конца не врубилась, испугалась. Вдруг, думаю, он маньяк… Вот прибежала тебя спасать. А ты жива-живёхонька и неплохо, между прочим,
выглядишь. Тебе эта помада очень идёт. Ты что, ею раньше не пользовалась?
Всю эту тираду Лилька выплюнула со скоростью пулемётной очереди. Лялька вначале
оторопела, а потом всё поняла и снова расхохоталась:
– Не волнуйся, это я его… Он, видно, испугался. Бегу успокаивать мальчика.
Женская рассудочность, как обычно, осталась при ней. Раз он бегает по снегу вокруг
корпуса – придётся бегать за ним и утешать. Без куртки много не набегаешь. Она машинально
хватала куртку, варежки и торопливо влезала ногами в тёплые финские «дутики» из «Берёзки».
Может, она действительно пережала для первого раза? И её алхимик
испорчен, как игрушка, которую затискали до того, что она сломалась? Что он там бормотал при
Лильке? «Погубил»? Это прямо из пьес Островского…
Ляля понеслась вниз по лестнице, хватаясь рукой за виниловую поверхность перил,
испещрённую гвоздевыми царапинами – руническими надписями местных остроумцев. Нет,
конечно, это следовало устроить в алькове, под тихую музыку и французское шампанское… А тут
эти перила… И казённый неистребимый дух турбазы…
Она выскочила на улицу, больно ударившись плечом о тугую, неподатливую дверь, и
быстро, как пограничная собака, взяла след – направо от крыльца, уже слегка припорошенные
снегом, шли две шаткие борозды. Ляля бросилась вслед по ним, стараясь ступать в притоптанный
снег. Интересно, куда он ушёл? И как далеко? Борозды вели её вокруг здания («По периметру», –
подумала она, опять мысленно примеряя его менталитет). Она прибавила ходу и побежала
вприпрыжку, проваливаясь в снег, но уже не обращая на это внимания. Налетела на него сразу за
углом здания, где он стоял, озябший и потерянный, почему-то без шапки и с растрёпанными
волосами, как декабрист, по нерадивости опоздавший на Сенатскую площадь, а теперь всё равно
обречённый на кандалы и сибирскую ссылку. Он был так жалок и растерян, что шутливое
настроение, с которым она выбежала из комнаты, моментально испарилось, а на смену пришла
женская жалость и нежность. Ляля бросилась к нему, зарываясь обеими руками в его волосы,
похолодевшие на морозе, и нежно поцеловала его в губы. Она рывком расстегнула молнию на
куртке и притянула его замерзшее лицо вниз, ближе к теплу своей груди, одновременно стараясь
согреть своим дыханием его холодные, мокрые от снега волосы. Ляля шептала ему в ухо что-то
нежное и неразборчивое – какое-то «Что? Ну что, мой милый? Ну что с тобой? Я что-то сделала не
так? Ты обиделся?» При этом она целовала его снова и снова, ощущая со стыдом и радостью, что
в ней снова начинает томиться вожделение. Внезапно она почувствовала, что его лицо, стылое
ещё минуту назад, вдруг стало тёплым и мокрым… Он плакал – тихо и без всхлипов, как котёнок, и
Ляля ошеломлённо затихла. Теперь она боялась спугнуть его даже своим шёпотом, ненароком
обидеть теми милыми и бессвязными глупостями, которые шептала ему ещё минуту назад.
Она молча повела его обратно, в казённое тепло турбазы, заботливо увлекая его в
протоптанную колею и смело вышагивая рядом по снежной целине, проваливаясь на каждом
шаге и теперь не обращая на это никакого внимания. Около ступенек она сняла с руки варежку,