Нефритовый кубок
Шрифт:
Кони неспешным шагом проходят под большой трибуной для благородного сословия, направляясь к загончикам. Красуются. Отчего бы не покрасоваться в такой замечательный денек?
В начале бегов большинство зрителей охотно ставили на Огненного Феникса, но теперь призадумались. У рыжего саглави внезапно появились серьезные противники. Вороной зингарец Куэрто, словно целиком выточенный из куска черного оникса, и маленький, верткий Талгар – конек буланой масти, прибывший из Хаурана. Когда Талгар впервые появился на дорожках, его ошикали – за невзрачность и приземистость. После окончания забега свистуны растерялись: буланый малыш с легкостью взлетал над преградами, почти все время держась
Посредники заполошно носились между рядами, торопливо принимая ставки и выдавая удачливым игрокам их выигрыши. Звенели, ослепительно ярко вспыхивали монеты, переходя из рук в руки, оглушительно громыхал установленный на верхнем ярусе барабан, и с трудом верилось, что еще седмицу назад кое-кто из беспечно веселящихся зрителей всерьез рисковал не дожить до нынешнего праздника на Конном Ристалище.
Маленькая компания, с удобствами расположившаяся в десятом ряду Полуденных трибун, на первый взгляд ничем не отличалась от сотен прочих посетителей. Эти любители бегов точно также притащили с собой вместительную корзину со снедью и кувшинами, точно также кричали, свистели и улюлюкали, препирались с соседями, делали ставки и порой даже немного выигрывали. Четверо самых обычных молодых людей, наверняка промышляющих мелкими кражами на улицах и метанием костей за игорными столами, и три хохочущих девицы.
Один из дружного сборища, хмурый черногривый юнец варварского облика, отчего-то явился без пары и держался особняком, напряженно следя за действом на Поле. Порой он украдкой косился вниз, высматривая среди азартной толпы кого-то определенного и, убедившись, что искомый человек никуда не делся, возвращался к пристальному созерцанию бегов.
– Да перестань, в конце-то концов! – не выдержал явный предводитель компании, красавчик, смахивающий на шемита, и перебрался на соседнее с варваром место. – Конан, чего ты ерзаешь, изображая терзающуюся душу? Ничего с ней не случится! Сам говорил, она отлично ладит с Фениксом.
– Это не женское занятие, – огрызнулся киммериец. – Барч должен был ей запретить!
– Барч желает получить Нефритовый Кубок, – устало и явно уже не в первый раз возразил Ши. – Если Диери настолько уверена в своей способности его добыть, то с какой стати ему возражать? Да, женщины-наездницы – редкость, но правила скачек вполне допускают их участие в состязаниях. Ты же своими глазами видел – она здесь не одна такая. Есть Хиссуне Немедийка, есть эта чокнутая Валерия из Офира…
– Все равно, – упрямо повторил Конан. – Она не должна была этого делать. Могла хотя бы со мной посоветоваться!..
– Зачем? Она вполне взрослая и самостоятельная, в отличие от тебя, – хихикнул воришка, но смешок получился каким-то вымученным. Сам Ши Шелам тоже выглядел изрядно помятым и потрепанным, что неудивительно после десяти дней пребывания в подвалах Алронга. Выпустили его только вчера, когда Верховный Дознаватель наконец сменил гнев на милость, сочтя карманника достаточно наказанным за похищение знака Стража Когорты, кражу лошади высокородного месьора Готьпайего и срыв вечеринки в поместье «Лиретана». Киммериец отправился встречать обретшего свободу приятеля к Слезным Воротам тюрьмы и даже не сразу его признал.
– Никогда не видел таких огромных крыс, – с удивлением заметил Ши, оказавшись за пределами стен Алронга и доковыляв до «Ржавого копья», ближайшей таверны. – Нарочно их откармливают,
Бывший владелец таверны «Скрещенные ключи» угодил в жернова Закона, безжалостно отсеивающие шелуху от зерен. Фехтие не солгал, утверждая, что способен многое рассказать, и, как подозревал Конан, предприимчивый тавернщик нашел способ заключить очередной договор и с Верховным Дознавателем. Открытого суда над Фехтие, во всяком случае, не состоялось. Рекифес надежно спрятал своего осведомителя от посторонних глаз.
Однако при всем желании месьор Ордзой не мог сказать главного – кто именно выложил золото за оплату услуг Джелани сотоварищи и каково настоящее имя Призрака. Он попросту этого не знал. Распоряжения и деньги пересылались ему через третьих лиц – иногда на словах, иногда письменно. Поскольку Грифон и его люди вроде бы доверяли владельцу таверны, Фехтие быстро смекнул, как можно обернуть дело на пользу себе. К письмам или указаниям он порой добавлял кое-что от себя, пока в один прекрасный день не обнаружил, что вот-вот намертво запутается в собственной лжи. Вдобавок в «Скрещенные ключи» явились посланцы Аддаха с Конного Поля, и месьор Ордзой окончательно потерял способность здраво мыслить.
Он натравил хатаритов на тех, кого счел виновными в своих бедах, после чего благополучно запил. Джелани, справедливо подозревавший тавернщика в измене, воспользовался подходящим случаем и напрямую обратился к Призраку за разъяснениями.
Послание с ответом задержалось в пути, угодив сначала к человекоохранителям. Это спасло Фехтие жизнь, ибо он наверняка не дотянул бы до вечера. Хатариты и их наниматели умели беречь свои тайны от посторонних и не прощали предательства.
Фехтие подозревал, что виновных надо искать среди «торговцев грезами», сиречь между теми, кто распоряжается доставкой и перевозкой лотосового порошка. Заправилы этой тайной гильдии давно точили зуб на мешавшего их промыслу Верховного Дознавателя. Кому-то пришла в голову светлая мысль обратиться к почитателям Эрлика Восьмирукого, а остальное, как всегда бывает, решили деньги.
На развалинах сгоревшей таверны нашелся труп, признанный месьором Фехтие за останки одного из членов шайки Джелани, Умраха. Трое оставшихся в живых вкупе с Грифоном исчезли. Затерялись среди кривых улочек и множества постоялых дворов Шадизара, не оставив по себе ни единого следа.
Киммериец не верил, что они вернулись туда, откуда взялись. Да и Рекифес, судя по всему, не терял надежды изловить злоумышленников и лично доставить в Бельверус, дабы там по заслугам оценили его усердие.
Имелись в случившемся и кое-какие светлые стороны. Шетаси уль-Айязу больше не требовалось прятаться. Заявившись в Управу, старший письмоводитель с некоторым изумлением выяснил, что сослуживцы полагают его едва ли не героем, и ему с молодым подопечным причитается шестьсот империалов наградных на двоих.
Шетаси немедля совершил попытку поделить золото на свой манер, отобрав у варвара полторы сотни в свою пользу и заявляя, будто Конан еще должен быть ему благодарен. Подопечный, в последнее время здорово изменившийся (по мнению уль-Айяза, отнюдь не в лучшую сторону), отрицательно покачал головой и грабить себя не позволил. Шетаси начал было возмущаться… потом внимательнее глянул на сидевшего напротив киммерийца… и смирился. Мальчишка, надо отдать ему должное, неплохо справился в одиночку. Если он и наломал дров, то исключительно от усердия пополам с неопытностью.