Нефритовый кубок
Шрифт:
– А что покойный Банатиб? – рискнул задать наиболее беспокоящий его вопрос Ши. – О нем не болтают ничего… эдакого?
– Похоронят его через пару дней за счет городской казны, вот и все, – откликнулся Конан и слегка оживился: – Рекифес сказал, ты давеча вопил на все трибуны, будто Банатиб и есть наш неуловимый Призрак. Это правда?
– Мне так показалось, – осторожно протянул Ши. – Его голос сильно смахивал на голос того типа, что любезно беседовал с подозрительным незнакомцем в ночь провалившегося нападения на «Лиретану». Может, с этим твоим Джелани-Грифоном. Я ведь его единственный раз видел, и то
– Не надейся, нам этого не расскажут, – с неожиданной злостью бросил варвар. – И помяни мое слово, Рекифес из шкуры вон вылезет, стараясь замять эту историю. Как будто ничего не было. Схлопотал достопочтенный Банатиб случайную стрелу, ну и мир его бренным останкам.
Карманник молча кивнул, соглашаясь с доводами приятеля. Конечно, кому охота выносить сор за порог? Благодарствуем, что самим удалось счастливо отделаться. Вроде как даже наградить сулятся. Есть, значит, какая-никакая справедливость в этом насквозь прогнившем мире, что бы там не твердили злопыхатели!
Церемонию вручения наград проводили в кабинете достопочтенного Рекфиеса, пригласив на нее узкий круг лиц, так или иначе замешанных в истории, зародившейся в миг внезапного падения Огненного Феникса и замкнувшейся там же, где все началось – на желтых дорожках Конного Ристалища. Из почетных гостей присутствовали месьор Аддах Рабиль, к коему постепенно возвращалось утраченное по вине головорезов Фехтие самообладание, а также Барч ит'Каранг, выглядевший так, будто смертный бой с хатаритами является для него ежедневным и давно приевшимся развлечением, вкупе с неотлучным Мульмаром, довольно поглаживавшим седую бороденку, и Деянирой, явно задавшейся целью перещеголять своим нарядом любых благородных и не очень благородных дам Заморы.
Впрочем, Диери Эйтола могла творить, что ей заблагорассудится – не всякий день обычная шадизарская девица умудряется заполучить Осенний Приз, вырвав его у соперников в прямом смысле едва ли не с кровью. По завершении скачки победительница просто выпала из седла – ее едва успели подхватить служители Поля. Конан едва успел прибежать к волнующему моменту вручения Нефритового Кубка, но пробиться к подружке не сумел: его вежливо, но непреклонно оттеснила челядь ит'Каранга. Деяниру, мертвой хваткой вцепившуюся в золотые ручки выигранной чаши, торопливо усадили в паланкин и унесли с Поля.
Что ж, не сегодня-завтра Диери покинет дом ит'Каранга. Она свою обязанность выполнила. Даже больше того – девушка сумела заполучить для туранца Приз, хотя ее нанимали на работу вовсе не за этим. Нечего ей обихаживать злобного рыжего саглави, будь он хоть трижды самый распрекрасный скакун на Материке. Теперь у киммерийца хватит денег на любую – ну, почти любую… – прихоть подружки. Для начала они нынешним же вечером переберутся из опостылевшей «Хромой лошади» в более пристойное место. Скажем, в «Рубиновую лозу». Диери там наверняка понравится.
Делая вид, что внимательно слушает разглагольствования бар-Зейяра, как всегда, державшего речь вместо своего господина, Конан попытался сосчитать, сколько же денег внезапно оказалось у него в руках. От Аддаха Рабиля, от Барча,
Чрезмерно затянувшаяся (по мнению киммерийца) церемония наконец-то закончилась. По комнате пролетел тихий, но дружный вздох облегчения, заскрипели отодвигаемые стулья и кресла, старый Мульмар, цепко ухватив за рукав Аддаха Рабиля, принялся что-то рьяно втолковывать владельцу Ристалища…
– Почтенный уль-Айяз, Конан, вы мне понадобитесь, – заглушил прочие разговоры резкий голос Верховного Дознавателя.
– Я тебя во дворе подожду, – быстро проговорила Диери, выскальзывая вслед за Барчем за дверь. – Мне… Нам очень нужно поговорить.
«Интересно, о чем?» – удивился варвар, с некоторой неохотой возвращаясь обратно к столу главы Сыскной Управы. Шетаси, похоже, даже утруждать себя вставанием не стал – восседал на прежнем месте и отдувался, будто пробежал лигу по скверной дороге. У уважаемого Наставника, похоже, тоже имелось что сказать высокому начальству.
– Вознаграждения, подарки и благодарности хороши, когда не забываешь блюсти меру, – многозначительно изрек Рекифес, перебирая лежавшие на столе бумаги. Подчиненные согласно кивнули, причем уль-Айяз выбил пальцами бодрый мотивчик на крышке шкатулки, наполненной золотыми ауреями, а варвар украдкой погладил рукоять врученного недавно меча. Неплохой ковки, надо признать, но из-за обилия разноцветных камешков на рукояти больше смахивающего на красивую игрушку. – Вы оба неплохо себя показали, но сие не означает, что отныне вам дозволяется праздно шататься по Управе. Имеется дело – как нарочно подброшенное. Итак, – Дознаватель хлопнул ладонью по столешнице, привлекая внимание. – Надеюсь, вам не требуется объяснять, где находится курильня Старого Ишмика и что представляет из себя сей притон?
– «Храм Трех Устремлений», неподалеку от Пряного рынка, – присовокупил Шетаси. – Посетители нюхают лотосовую пыль, жуют какие-то кхитайские корешки и щедро платят хозяину за сии сомнительные удовольствия.
– Сегодня ночной дозор обнаружил неподалеку от курильни труп зингарского торговца оружием, – Рекифес заглянул в свои бумаги, уточняя, – некоего Альмандена из Бургота, украшенный пятью ножевыми ранами в спину…
– Какое гнусное самоубийство, – вполголоса буркнул уль-Айяз. Немедиец осекся, настороженно переспросив:
– Что-что?
– Гнусное самоубийство, говорю, – достопочтенный письмоводитель глубоко вздохнул, собираясь с духом. – В общем, Ваша милость, думайте, что хотите, считайте меня старым прохудившимся бурдюком и одряхлевшим ослом, но с меня довольно. Устал я. Не мальчик уже – бегать, ловить, хватать, не пущать. С наградных домик куплю где-нибудь в предместье. Буду на солнышке сидеть и вспоминать былые веселые деньки. А с покойником пусть Конан разбирается. Он молодой, сообразительный, у него еще все впереди. Вот.