Негасимое пламя

Романова Наталья Игоревна

– Товарищ сержант, – негромко окликнул Верховский. Немедленно послышались торопливые приближающиеся шаги. – Тут у вас кладбищ поблизости нет?

– Как нет-то? – простодушно переспросил полицейский. – Штуки три действующих. Больничка рядом, опять же.

– И что, – Верховский тщательно подбирал слова, чтобы не насторожить коллегу-минуса, – ничего такого не было в последнее время? Вандализма никакого, могилы не разоряли?

– А хрен его знает, – сержант озадаченно поскрёб подбородок. – Мне в участке запросить?

– Если вам не трудно, – задумчиво проронил Верховский. – Пусть

направят сразу нам.

– А куда…

– Там знают, – отрезал Верховский, и его тон заставил полицейского немедленно ретироваться.

Если здесь действительно побывал оживший труп, это означает присутствие чьей-то воли. И лучше уж была бы тень. С человеком справиться сложнее, хотя бы потому, что он не чужой среди себе подобных. Верховский бережно подцепил пинцетом дряхлый лоскуток и упрятал в пластиковый пакет. Нежить нельзя списывать со счетов, она тоже не брезгует старым тряпьём… Хотя валяться в земле ей незачем. И тогда в любом случае нужно вычеркнуть всех высших тварей, способных самовольно перетекать из телесного состояния в аморфное: они точно не таскают на себе ничего вещественного. Навалившийся на душу тяжёлый камень разом полегчал на пару-тройку тонн.

Но ведь – почему это раньше не пришло в голову? – с высшей нежитью никто в одиночку не справился бы. Особенно средненький маг, вдобавок нетрезвый, вдобавок пойманный врасплох… Он и не справился. Погиб. А оперативники решили, что перед смертью каким-то образом разделался с напавшим существом. Верховский вернулся на полянку и медленно прошёлся вдоль неё, вглядываясь в утоптанную землю. Коричневатый прах, который остаётся после естественной гибели умертвия, легко спутать с пылью; коллеги вряд ли брали грунт на анализ, а сделанное ими предположение было всего лишь самым простым…

Но тогда труп топал на своих двоих откуда-то издалека и растратил на дорогу львиную долю влитых в него чар. Или у некроманта не хватило силёнок толком запустить самоподдерживающуюся реакцию. Или…

Потревоженный смутной догадкой, Верховский вернулся к зарослям и веткой разворошил высокую траву. Как ни мал шанс, но здесь может найтись какой-нибудь одноразовый амулет-аккумулятор из тех, что способны соорудить некроманты. Спусковой крючок, предохранитель, созданный для того, чтобы его сорвали. Севшая батарейка. Однако вместо серебра в траве блеснуло стекло. Верхняя часть от разбитой ампулы. Нижней не нашлось: кто-то позаботился унести её с места преступления, а значит – оно того стоило.

И это настораживало больше всего.

Любопытство – не столько профессиональное, сколько личное – изводило его до утра с небольшим перерывом на беспокойный сон. Едва поставив на кухонный стол две кружки – с кофе для себя, с чаем для Марины – Верховский спросил шёпотом, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате дочь:

– Ты знаешь что-нибудь про вещества, которые могут действовать на нежить или на умертвия?

Марина, разумеется, не удивилась. Лишь сосредоточенно сдвинула брови – как и всегда, когда принималась мозговать над какой-нибудь головоломкой.

– Ну, если кислотой облить, на тебя наверняка обидятся. Вы новые методы борьбы ищете?

– Нет, – представив себе обиженного кислотой упыря, Верховский

усмехнулся краем рта. – Меня интересует что-то вроде спортивного допинга… Или алкоголя. Ну, чтоб либо на обмен веществ влияло, либо на мозги действовало.

– Алкоголь точно нет, – Марина рассеянно взъерошила себе волосы, и без того после сна пребывавшие в художественном беспорядке. – У нежити механизмы, на которые он действует, работают не так. У аморфной их нет вообще.

– А у умертвий?

– У них нервная система атрофирована. Они не чувствуют ни боли, ни эйфории. Ничего не чувствуют, – напомнила Марина и невозмутимо глотнула чаю. Верховский иногда думал с искренним восхищением, что она в качестве соратника куда полезнее, чем половина их опергруппы. – Но если иметь в виду саму идею изменённого сознания… Тогда умертвия всё равно мимо, потому что сознания у них нет, а вот насчёт нежити надо подумать.

– А что-то вроде разового впрыска сил? Как топливо в двигатель?

– Рабочий вариант, – Марина задумчиво кивнула. – Нежить, собственно, так и питается – вливанием чужой жизненной силы. Только её в чистом виде аккумулировать нельзя… А труп – он и есть труп, теоретически какие-то функции ему можно простимулировать.

– А практически?

– А практически некромантия запрещена, – Марина пожала плечами – мол, сам должен законы знать. – Соответственно, никаких исследований.

Ну да, разумеется. Вроде и правильно, что магическое надругательство над умершими запрещено на высшем уровне, но ведь тем самым сообщество оставлено без знаний о том, как бороться с плодами трудов экспериментаторов-нелегалов… Спрятав лицо в ладони, Верховский утомлённо вздохнул. Если бы ему хватало влияния встряхнуть за шкирку если не Терехова, то хотя бы Ерёменко… Если бы его не отогнали недвусмысленно от служебных архивов и старых дел…

– Ах да, – он вновь взялся за чашку с кофе, источавшим крепкий, чуть кисловатый аромат, – меня тут желают видеть. Какая-то важная магсоветовская шишка.

– Тебя? – Марина изумлённо вскинула брови. – Почему?

– Самому интересно. Вот думаю, идти или нет.

– А чем опасно?

– Ну, втянут меня в какую-нибудь неприглядную историю, – Верховский пожал плечами. – Вернее, попробуют. Я в политические игры не лезу.

– А если не ходить?

– Тогда тем более не втянут, – он тихо рассмеялся. – Но почему бы и не сходить? Вдруг полезно будет.

– Просто так ничего не бывает, – осторожно предупредила Марина.

– Сам знаю. И про проклятие помню, – Верховский ободряюще улыбнулся жене. – Не переживай. Безрассудство – это не про меня.

– Я знаю, – она придвинулась ближе и поцеловала его в небритую щёку. – Но всё равно береги себя.

Прежде чем выйти из дома, Верховский на всякий случай позвонил дежурной смене. Экспертизу по его находкам ещё не сделали. Бессилие перед неповоротливой управской махиной давно стало чем-то само собой разумеющимся. Не разберёшь, где замяли неудобное дело, а где попросту из раздолбайства профукали материалы. Верховскому не нравилась собственная покорность течению событий, но с известных пор у него появились заботы поважнее ржавеющих шестерней управского правосудия.