Нехитрые праздники
Шрифт:
— Мне пришлось много испытать и вынести, меня преследовали… Но я всегда добивалась своего! — прозвучал надтреснутый голос. — Подай! — женщина резко протянула в сторону Люси, сидящей в сторонке, руку.
Люся зачем-то подала ей веник.
— Возьми, — приказала женщина Сергею.
Сергей не ожидал такого поворота дела. Помедлил, взял веник.
— Попробуй сломать.
Сергей уже заподозрил, к чему все клонится. Покосился на Лапина. Стал пытаться веник переломать.
— Не можешь! — торжествующе выдохнула женщина. — А теперь попробуй ты, богатырь, — велела Лапину.
Лапин, спрятав глаза, с мукой на лице поусердствовал: ничего делать специально для виду
— А теперь развяжите и увидите, как легко вы переломаете весь по прутику!
В темных впадинах, разделенных переносицей, глубоко в глазах загорелись две дужки маленьких электрических лампочек.
— Теперь понятно, как легко вас сломать поодиночке и невозможно всех вместе!
Сергей серьезно и насупленно покивал, торопливо пообещал руководствоваться, поблагодарил. Поднялся — в общежитие, мол, не пустят… Встал за ним и Костя, до того все сидел неподвижно и тяжело сопел.
На улице у подъезда Сергея словно прорвало — ударился в смех, в ненормальный какой-то надрывный гогот, чуть не валясь с ног, то и дело цепляя Лапина за плечо. Подступило чувство, что творится с ним жуткая нелепица.
Утром же все казалось Сергею еще более нелепым: весь вчерашний день. То одно выплывало, то другое выпрыгивало… чего-то дергался, говорил… Это свидание с Эльвиной!.. Метал бисер! Зачем? Добивался ответного чувства? Какого ответного? У него-то оно, чувство, разве есть? Разве ему действительно так уж нужна Эльвина? Нет же… Ну, милая, похожая внешне на ту, которая представлялась в мечтах. Но только лишь похожая, а не та. И это сразу было ясно. Хотя как сказать, что-то все-таки к ней потянуло… Если б она распахнула свои чувства… А может, дело в том, что только этого и надо было: стать нужным ей.
А день предстоял… непредсказуемый.
Влетел Борька Чибирев. С «дипломатом». Видно, для родителей — поехал на занятия. На шее, из-под рубашки, пурпурный шарфик. Русые кудри промыты — при движении головы красиво вздымаются. Юный Есенин, только нос поострее.
— Еще не встал? Говорят, собрание будет? В два? Может, и обойдется, а?
— Лежу, думаю, каково просыпаться человеку в камере-одиночке перед судом… или казнью? Надо ведь все равно вставать, рубашку надевать, пуговицы застегивать…
— Юмор у тебя… Вставай, я мясо принес! Сейчас нажарим, поедим хорошенько! А после пущ-щ-щай разбирают!
Сергей и Боря, напитавшись жареной говядиной, сидели справа на эстрадке, у стены. А посередине, за столом — новый проректор, декан и сравнительно недавно появившийся руководитель курса.
— Очередная несуразица, — шепнул Сергей другу, — нас собираются взять на поруки, а ведь у любого из них руки не сильнее, чем у тебя или у меня.
— Тише, — посоветовал Боря. — Давай молчать — быстрее кончат.
Запев дал проректор: «В то время, как весь… вдохновенно… есть еще отдельные элементы…» У него была выпирающая челюсть, неподвижные тонкие губы, причем верхняя уходила далеко за нижнюю. Рот раскрывался равномерно, по-рыбьи. И вылетающие изо рта звуки, казалось, сразу втягивались носом.
Поднялись на защиту сокурсники. Получалось у них, что Сергей вообще ни при чем, Борис виновен, конечно, оступился, но надо дать возможность исправиться — ручались. Только Сергея все это не успокаивало, а выводило из всякого понимания и терпения. Да, день назад он сам соглашался быть взятым на поруки, но никак не ожидал, что люди станут за него как бы оправдываться. Просить о пощаде! И сам он в конце концов вынужден будет униженно вымаливать прощение, а если простят, то благодарить, подгибая коленки!
В дело вмешался главный блюститель порядка и нравственности — профорг Кузьмин. Сразу взял высоко, с цитат из основоположников. И с набранной высоты вдарил по злостной аморальности бывшего студента Чибирева. Маленький, задорный, с неизменным кроличьим оскалом — обличил, заклеймил, стер. Сергея осудил частично, в целом признал неокончательную растленность. А закончил, сменив тон, как бы с болью в сердце и теплотой, так:
— Извините, что я отвлекаюсь. Но когда еще представится случай поднять публично данный вопрос. Посмотрите, как у нас чисто убрано! Это работа технического персонала, уборщиц! Я полагаю, их труд причисляется к тяжелому физическому труду. И как на любом тяжелом производстве — им должны выдавать бесплатно молоко!
Даже проректор Фоменко пережил секунду недоумения. Потом задумчиво закивал:
— Мы постараемся решить этот вопрос.
Став профоргом, Кузьмин тем же заботливым тоном Однажды сказал Сергею: «Я знаю, у тебя тяжелое материальное положение, обязательно изыщу возможность помочь». Помог вот…
Неожиданно несколько человек выступили в духе Кузьмина. Спокойно, мотивированно — фактик щекотливый, только назови. Снова вскакивали защищающие, но кроме эмоционального «хорошие», «способные», «на поруки» — ничего, голо.
Комсорг Роман вступился вроде за обоих, упирал на юность, на горячность, на то, что нельзя перелагать ответственность. Ведь ребята уйдут не куда-нибудь, а все в нашу же страну… При этом добавил касательно Бори: за такие дела, мол, вообще-то положено бить, и крепко.
Лицо у Бори вытягивалось, чуб приподнимался, щеки проедала краснота. Незримая плита наваливалась, грозила прихлопнуть. Одного. Сергея из-под нее выхватывали.
Сереже при всем едва сдерживаемом гневе было много легче: за него тревожились, его признавали. За него болели — в зале сидела Люся. Узнала, видно, о собрании и пришла. Увидев ее, он обрадовался. Сергею было просто хорошо. Он чувствовал себя безвинно судимым, а потому бесконечно правым. Гнев душу не давил, а возносил ее чуть не до небес. Он шел с любовью, нес крест, а его распинали!
А собрание меж тем шло. Нынешний мастер, старичок мягкодушный, склонный к умилительности, отозвался о ребятах ласково: способные, дескать, хотя и немного со странностями, особенно Лютаев, ну да кто не без странностей… Произошло ЧП, всякое бывает, исключения ребята, может, и заслуживают, потому что должны бы готовить себя к делу святому, где не место пошлости и нечистоте, но… молодые ведь, да и способные… хотя и не без странностей… может, и заслуживают, чтобы исключили, но исключать не следовало бы… Старичок терялся: и ребят было жаль, но и высказать что-то конкретное не мог, тем более, что администрация уже все решила…