Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Шрифт:
Между тем, в верхах разгорелся спор каким должен стать новый оружейный завод – казенным или частным? Естественно, частные предприниматели всячески отстаивали свои интересы. В результате согласованный план строительства новых военных заводов так и не был реализован, и власть по-прежнему ориентировалась на заграничные заказы.
При этом хозяйственные слабости России стали связываться со «злокозненностью» немцев. Газеты требовали сбросить немецкое экономическое иго. Либерал С. И. Гессен ставил задачу создания нации, как «духовно-экономического целого» через «очищение» войной. В низах подобные призывы воспринимали в чисто шовинистическом духе. Рабочие принялись выявлять немецких «вредителей» на производстве, а это вряд
Экономика России была многоукладной, но основная причина хозяйственных неурядиц состояла не в этом. Строго говоря, всякая экономика многоукладна, другое дело – связи между укладами. Если они блокируются либо бюрократией, замыкающей естественный продуктообмен на себя, если они сдерживаются хозяйственной замкнутостью наиболее архаичных укладов, если, наконец, в низах нет гражданского понимания общего хозяйственного блага, в экстремальных обстоятельствах многоукладность может обернуться «многоконфликтностью» – войной всех против всех. Как ни парадоксально, до известной степени связку между укладами обеспечивал импорт сельскохозяйственных машин и оборудования. Теперь на него рассчитывать не приходилось, хозяйственные уклады в годы войны неуклонно «разъезжались». Но этой опасности не замечали. На втором году войны сохранялась убежденность, что «в производстве фабрично-заводских изделий недостатка нет, так как мы работаем на своем сырье», сельские производители выиграли от «сухого закона» и повышения цен на свою продукцию, в общем «война открывает перспективы будущих успехов, будущего подъема народного хозяйства» – таким было самое распространенное мнение.
Предвоенный бездефицитный российский бюджет базировался на косвенном налогообложении. Жесткий «золотой стандарт» обеспечивал приток иностранных капиталов. С другой стороны, громадный сельскохозяйственный экспорт создавал положительное внешнеторговое сальдо. С его помощью создавался «золотой мост», по которому шли средства для индустриализации. Но он мог действовать только в мирных условиях. В экстремальных обстоятельствах империя становилась должником более развитых стран. Ситуацию усугубило введение сухого закона, вызвавшего резкое снижение поступлений в казну.
«Оптимизм» верхов базировался на представлении, что война окажется скоротечной и накоплений мирного времени окажется достаточно. Не случайно к мобилизации всех ресурсов страны правительство начало прибегать лишь спустя год. А пока оно продолжало интенсивно и нерасчетливо закупать материальные ресурсы заграницей. Так, в начале войны французы предложили закупить стальные каски по цене 11 франков. Мнения российских военных верхов на этот счет разошлись. В конечном счете, каски все же закупили, но уже по цене 25 франков за штуку, хотя скоро выяснилось, что в России их вполне можно было производить. И англичане, и немцы воевали в своих защитных касках. В России «французские» каски можно было увидеть преимущественно в 1917 году на так называемых ударниках, а в 1920-е годы – на красноармейцах.
Уже к осени 1914 года обнаружилась нехватка винтовок – в результате, более половины винтовок, которыми воевали русские солдаты, было произведено за границей. «Окончательно отдаемся в руки добрых союзников, – иронизировали в Совете министров в марте 1916 года. – Переходим из огня в полымя, из немецкого засилья экономического в английское».
Импортировалось не только то, что в России не могли или не успевали произвести. Закупалось за границей и то, что имелось в стране в изобилии, – например, серный колчедан, без которого был невозможно производство взрывчатых веществ. Возникали и «странные» нужды. Так, американский рынок получил из России заказ на производство 400 тысяч
В результате для заказов за рубежом требовались все более значительные суммы. В июне 1915 года министр финансов П.Л. Барк признал: «Надо ждать крушения финансовой системы». А. А. Маниковский, со своей стороны, пришел к выводу, что деньги, израсходованные на экспорт, эффективнее было потратить на развитие отечественной промышленности. В результат, затратив более 300 миллионов рублей на иностранные автомобили, в ноябре 1915-го решили развивать их отечественное производство.
Как вели себя в этих условиях российские промышленники? Известно, что многие жертвовали громадные суммы на нужды армии. Но обычно это было всего лишь частью верноподданнического ритуала, не исключавшего азарта наживы. Кое-кто при этом преуспел. Так К. И. Ярошинский, получивший 400-миллионный кредит в Государственном банке на организацию военной промышленности, потратил значительную часть этих средств на скупку прибыльных сахарных заводов. В правительственных верхах говорили: «Наши заводчики – шайка, с которой надо действовать решительно».
Тотальная война легко превращается в войну на истощение. И здесь Россия проиграла. Причем вовсе не из-за недостатка продовольствия, как случилось в Германии.
Полная или частичная военная блокада любой страны обнажает слабые места ее народного хозяйства: зависимость от внешнего мира, управленческие изъяны, отраслевые диспропорции, технологические упущения, слабости инфраструктуры. Но при этом становятся ясны и пути преодоления недостатков системы с помощью скрытых внутренних резервов. В годы войны выяснилось, что российская власть предстает беспомощной в перестройке народного хозяйства. Особенно болезненно это сказалось на продовольственных поставках. Среднегодовой сбор хлебов в России в 1910–1913 годах составлял 4,5 миллиарда пудов, потребность населения и армии составляла 3 миллиарда. До войны ежегодно вывозилось до 680 миллионов пудов, то есть 15 % общего сбора. В 1915 году вывезли всего 31 миллиона пудов. Откуда же взялась продовольственная проблема?
Причина носила системный характер. Не было выработано общего, детально проработанного плана снабжения армии; запас жиров был израсходован в первые месяцы войны, а при эвакуации из западных губерний часть скота погибла или досталась неприятелю. Виной было управленческое безволие. К тому же теперь руки у правительства были связаны распоряжениями военных властей. 2 декабря 1915 года Кривошеин отметил в связи с этим: «Сплошное безумие, бедлам». Если такие «откровения» посещали преданных сторонников режима, то как могли повести себя низы?
Всякие ограничения в снабжении вызывали волну спекуляции, в том числе хлебом. Армейские снабженцы вынуждены были конкурировать не только друг с другом, но и с государственными закупщиками, многочисленными представителями земств и городов. Железные дороги не справлялись с продовольственными перевозками. В ноябре 1916-го командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов жаловался министру земледелия А. А. Риттиху, что «крайнее однообразие пищи действует угнетающе на людей». Но главная причина коллапса снабжения была в отсутствии понимания между властью и основной массой хлебопроизводителей – крестьянами.
Целей войны крестьяне не понимали, сдавать государству хлеб, не получая взамен «городских» товаров, не желали. Их следовало чем-то стимулировать, но чем? Как? Начальник Генерального штаба H. Н. Янушкевич в июле 1915 г. признавал: «Сказочные герои и альтруисты – единицы». Он предлагал «купить героев» из крестьян, пообещав им прирезать земли после войны. Совет министров отверг это предложение как невыполнимое. Государство неуклонно двигалось к реквизициям «излишков» продовольствия у его производителей.