Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Пока Уилки произносил речи, Рузвельт работал, спокойно демонстрируя, что его главная забота – Гитлер, а не республиканский кандидат. Он вводил кампанию в русло, намеченное в речи в связи с выдвижением кандидатом: «Если правление в нашей стране в январе следующего года перейдет в другие руки – неопытные, неиспытанные руки, нам останется только надеяться и молиться, чтобы это правительство не пошло на «умиротворение и компромисс с теми, кто стремится уничтожить везде демократию». Старый политик – кампания ФДР была девятой по счету, – конечно, не игнорировал избирательной борьбы, хотя прибег к непривычным методам.
Он предпринял многочисленные «неполитические» поездки, инспектируя военные лагеря, заводы, присутствовал на закладке и спуске кораблей на верфях. Пресса
На пресс-конференции в Гайд-парке 20 августа президента спросили: «Когда вы начнете спор с Уэнделлом Уилки?» ФДР ответил: «Я советую вам напечатать этот вопрос и давать листок с ним каждое утро Билу (Хассетту. – Н.Я?)… Вы не хуже меня знаете обстановку. Я сказал народу, сказал конвенту… что, нравится мне это или нет, я – президент стотридцатимиллионного народа Соединенных Штатов и их владений… а обстановка в мире нынче такова, что совершенно очевидно – я не могу вести какие-либо политические кампании»24.
В стране дискутировался старый вопрос о помощи Англии. Президент решал его, как мы видели, практически и в строжайшей тайне. В середине июля в Англию прибыл личный представитель ФДР Донован. Были приняты величайшие предосторожности, чтобы никто не знал о его миссии, особенно американский посол в Лондоне Кеннеди. Донован обсуждал самые важные вопросы в англо-американских отношениях, он сносился с Вашингтоном через каналы Интеллидженс Сервис и ФБР. Он убедился на месте, что германские войска могут успешно вторгнуться на Британские острова.
Донован настоятельно рекомендовал Рузвельту усилить и ускорить помощь Англии: «Здесь проходит первая линия нашей обороны. Если англичане дойдут до того, что будут вести только партизанские действия против нацистских оккупантов, то американцам потребуется поколение, чтобы хотя бы создать плацдарм в Европе. А из того, что я узнал здесь о нацистских методах использования пятой колонны, нам в Америке к тому времени уже будет поздно спасаться». Рузвельт очень серьезно относился к нацистской угрозе в США, координируя свои усилия в борьбе против нее с английскими спецслужбами.
С лета 1940 года представители Интеллидженс Сервис и других спецслужб постепенно перебираются через океан и размещаются в Рокфеллер-сентр в Нью-Йорке. Во главе их, объединенных конспиративным названием «Британская служба координации безопасности», становится Стефенсон. «Я ваш главный тайный агент»25, – заверил Рузвельт Стефенсона. БСКБ ретиво взялась обучать американских коллег: под руководством Донована и за спиной официальных органов американской разведки и контрразведки – ФБР, Джи-2 и пр. – становилась на ноги личная секретная служба президента. Пока функции ее не определились, но цели, которых добивался ФДР, очевидны: не только и не столько разведка, сколько тайный инструмент политики. Не связанный никакими ограничениями, не дублирующий, а втайне стоящий выше государственного департамента и иных конституционных органов. Одна из основных задач – побуждать врага к действиям, в правильности которых он убежден, на деле несущих ему конечное поражение.
По сей день об этой стороне деятельности ФДР известно мало. Маскировка была многослойной, в том числе преданием гласности, казалось бы, очень деликатных аспектов американо-английских отношений. На них вслед за современниками сосредоточивали внимание историки. Как, например, на обмене американских эсминцев на базы в английских владениях.
15 июля правительство США дало первый ответ Лондону на обращение 15 мая о передаче 50 эсминцев, согласившись в принципе удовлетворить просьбу. Последовал негласный неприличный торг. ФДР понимал, что помощь Англии оказывать надо. «Если мы хотим держаться в стороне от этой войны, – заметил он Моргентау, – то чем больше мы будем поддерживать англичан, тем дольше мы не вступим в нее». Икес 2 августа сообщил президенту свое мнение: «Мы, американцы, похожи на домовладельца, отказывающегося
13 августа ФДР познакомил Черчилля с американскими условиями: 1) новое заверение Англии, что, «если английский флот не сможет удержаться в отечественных водах, корабли не будут переданы немцам или потоплены, а уйдут в другие части империи для продолжения ее обороны»; 2) сдача США в аренду на 99 лет баз в английских владениях в Западном полушарии: на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, на островах Ямайка, Сент-Люсия, Тринидад и в Британской Гвиане. Черчилль попытался убедить ФДР не связывать передачу эсминцев с арендой баз. «Мы друзья, – аргументировал он, – а обмен эсминцев на базы внесет в сделку коммерческий душок». На это ФДР ответил, что конституция делает для него «совершенно невозможным» подарить эсминцы. 2 сентября сделка была оформлена на американских условиях. По-видимому, чтобы пристыдить Вашингтон, Черчилль отдал еще одну базу – на острове Антигуа.
В Соединенных Штатах, ставших после 2 сентября с точки зрения международного права «невоюющей стороной», соглашение не вызвало принципиальных возражений. Рузвельт в письме сенатору Уэлшу от 22 августа сообщил, что эсминцы постройки периода Первой мировой войны «находятся при последнем издыхании» и предназначались для продажи на слом по 4–5 тыс. долл. за штуку. За 250 тыс. долл. США получили восемь баз в Западном полушарии. «Я надеюсь, – заключил президент, – что вы не выступите против сделки, которая, с точки зрения США, является самой выгодной за всю вашу или мою жизнь». Голосов против не прозвучало, даже Уилки не превратил соглашение в объект предвыборной борьбы.
Летом 1940 года было намечено иметь к январю 1942 года армию в 2 млн. человек. Конгресс ассигновал около 5 млрд. долл. на эти цели. ФДР указал, что «мы должны иметь тотальную оборону», но «мы не пошлем наших солдат воевать в европейских войнах». Выполнение программы было невозможно без введения воинской повинности. Рузвельт на протяжении всей своей государственной деятельности рассматривал ее как величайшее благо для страны. Летом 1940 года в беседе с Розенманом он вернулся к излюбленной теме. «Сама по себе военная подготовка, – говорил он, – принесет ребятам очень много хорошего, даже если им никогда не придется использовать ее. При нынешней международной обстановке мы должны обеспечить каждому американцу военную подготовку в мирное время. Когда-нибудь, если мы не добьемся постоянного мира, я выступлю за это»26. Но публично помалкивал. Законопроект о введении выборочной воинской повинности внесли в конгресс сенатор – противник «нового курса» и конгрессмен-республиканец, а Уилки одобрил его; ФДР остался сторонним наблюдателем последовавших словесных битв в конгрессе.
«Изоляционисты» произнесли немало страшных слов, сенатор Уиллер даже заявил: «Введите воинскую повинность, и у нас больше не будет свободной страны – испуганный шепот заменит свободу речи, гражданин не сможет выразить свое несогласие с правительством. Тайные сборища в темных углах заменят свободу собраний, и все граждане будут закованы в цепи собственного изготовления. Принятие закона заткнет рот последней великой демократии и явится самой большой и дешевой победой Гитлера. На надгробном камне американской демократии он напишет: «Здесь покоится главная жертва войны нервов»«. Закон тем не менее был принят. В конце октября 1940 года состоялась первая жеребьевка – предстояло определить 800 тыс. рекрутов. В Нью-Йорке церемонию открыл ФДР будничной и подчеркнуто деловой речью. Президент употребил слово «сбор», а не «вербовка» или «воинская повинность». Он взывал к патриотическим чувствам, заложенным еще со школьной скамьи: к войне за независимость, к Лексингтону и к Конкорду. Тогда фермеры с мушкетами спешили на «сбор», теперь, напоминал ФДР, «вы будете в армии, впервые созданной для завоевания независимости и некоторых основных прав для всех».