Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Мало кому разрешалось видеть президента в эти дни. В Вашингтоне многие высокопоставленные лица проявляли нервозность, недоумевая о причинах такой недоступности и задаваясь вопросом, какой курс возьмет президент, когда покончит со своим затворничеством. Те из нас, кто в это время находился в Белом доме, испытывали на себе чрезвычайно лестное внимание должностных лиц, надеявшихся на то, что мы можем что-нибудь передать ему либо только обратить внимание на какой-нибудь меморандум, уже, видимо, лежавший в его корзине для входящих бумаг. Я докладывал Гопкинсу о просьбах, казавшихся мне наиболее важными, с которыми обращались даже ко мне. Каждый раз он говорил мне: «Забудьте об этом!»48
Рузвельт ждал. А обстановка продолжала оставаться неопределенной. В Англию прилетел Гесс, английское
Президент мучительно обдумывал, что можно сделать. Он сидел в Овальном кабинете, размышляя вслух: если приказать американскому флоту потопить «Бисмарк», то последует ли импичмент? В Белом доме со дня на день ожидали, что Ч. Линдберг потребует открытого мятежа против правительства. 26 мая английские корабли обнаружили и отправили на дно «Бисмарк». Рузвельту немедленно сообщили радостное известие. Он сказал об этом сидевшим в кабинете, и» в его голосе не могло быть больше удовлетворения, как если бы он сам выпустил торпеду», заметил Розенман. Примерно через сорок лет стало известно, почему так радовался президент: «Бисмарк» обнаружил и навел на него английские корабли патрульный самолет, пилотируемый американским экипажем.
Вечером 27 мая Рузвельт наконец произнес отложенную речь. Он занял место за маленьким столом, на котором стояли микрофоны, в восточном зале Белого дома. На неудобных позолоченных стульях устроились дипломаты с супругами – они явились на прием, а угощают длинной речью! Стояла удушающая жара, гости ерзали и не выражали заметного восторга – президент обращался не к ним, а к народам мира. Вокруг Белого дома в полумраке бродили мрачные фигуры – «изоляционисты» пикетировали резиденцию президента, вооруженные плакатами с призывами не допустить вступления в войну.
Речь 27 мая была примечательной во многих отношениях – ФДР не упомянул ни о Советском Союзе, ни о Японии. Раньше он широко пользовался словом «диктатура», теперь ограничился ссылками на «ось». Наконец из числа стран, упомянутых в проекте речи, над которыми, по словам президента, «опустилась ночь», была исключена в окончательном тексте Финляндия.
Президент заверил, что Соединенные Штаты окажут помощь всем, кто «силой оружия сопротивляется гитлеризму или его эквиваленту». Того требует национальная безопасность США. «Теперь, – говорил он, – мы знаем достаточно и понимаем, что было бы самоубийством ожидать появления нацистов на нашем парадном дворе. Если враг нападет на вас в танке или самолете, а вы не открываете огонь до тех пор, пока не различите цвета его глаз, вы не узнаете, кем убиты. Наш Банкер-Хилл (место под Бостоном, где в 1775 г. произошло сражение. – Н. Я.) завтра может оказаться в нескольких тысячах миль от Бостона».
Президент объявил о введении в США «неограниченного чрезвычайного положения».
Выслушав выступление президента, гости ринулись в сад. Рузвельт остался лицом к лицу с толпой кинооператоров. Вспыхнул ослепительный свет, вновь зазвучал его голос – он повторял наиболее внушительные фразы для кинохроники. Затем президент уединился с родственниками и немногими гостями. Популярный композитор И. Берлин развлекал их игрой на рояле и пел.
На следующий день на пресс-конференции ФДР небрежно отмахнулся от вопросов о том, собирается ли он изменить закон о «нейтралитете» и отдать приказ о конвоировании судов в Атлантике. Казалось, мелодии Берлина полностью изменили настроение президента. Он был легкомыслен и благодушен. Впечатление от сурового выступления начисто рассеялось. Гопкинс и другие не могли понять президента. Рузвельт знал, что страна горячо откликнулась на его речь 27 мая. Общественное мнение далеко обогнало президента. Никто не мог взять в толк, почему Рузвельт не подкрепляет слова делами.
В наши дни причины ясны. Как писал Р. Даллек в 1979 году, «хотя Рузвельт
15 июня Черчилль пишет Рузвельту, что «в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию». Черчилль указывал, что Англия окажет «русским всемерное поощрение и помощь, исходя из того принципа, что враг, которого нужно разбить, – Гитлер. Я не ожидаю какой-либо классовой политической реакции здесь и надеюсь, что германо-советский конфликт не создаст для вас никаких затруднений». 21 июня госдепартамент доложил правительству: «Тот факт, что Советский Союз сражается с Германией, не означает защиту им борьбы за или согласие с принципами международных отношений, которых придерживаемся мы»51. Руководители американской дипломатии крайне сдержанно отнеслись к возможности оказать материальную помощь СССР.
Однако голос профессиональной дипломатии не всегда учитывался ФДР. Президент вел дела в обход госдепартамента; Гопкинса стали называть «личным министерством иностранных дел Рузвельта». Переписка между Рузвельтом и Черчиллем шла через Гопкинса. Хэллу зачастую приходилось довольствоваться, хотя он никак не мог привыкнуть к этому, копиями документов с лаконичной пометкой Гопкинса «направляется для Вашего сведения». Внешняя политика стала в значительной степени личным делом президента.
Рузвельт не доверил телеграфу свой ответ Черчиллю, а вызвал американского посла в Англии Вайнанта, находившегося тогда в США, и приказал ему немедленно вылететь в Лондон. Рузвельт поручил послу передать Черчиллю, что немедленно публично поддержит «любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника». Вайнант 20 июня вылетел в Лондон на бомбардировщике. Он считал поручение настолько срочным, что, когда в начале полета над Атлантическим океаном сдал один из моторов, приказал не поворачивать назад.
В этот же день Рузвельт направил послание конгрессу по поводу потопления немцами первого американского торгового судна «Робин Мур» (ФДР не хотел выступать с речью). Он декларировал решимость США. К чему? Он вновь отклонил предложение нескольких членов правительства приступить к эскортированию судов в Атлантике.
21 июня адмирал Редер взывал к Гитлеру: «Твердые меры более эффективны, чем уступчивость». Гитлер в принципе согласился, однако указал: «До тех пор, пока успешно не развернутся операции по «плану Барбаросса», нужно избегать любых», инцидентов с США. Обстановка прояснится через несколько недель». Германскому флоту и авиации подтвердили приказ не нападать на американские корабли.
XI
22 июня 1941 г. гитлеровская Германия напала на нас. Первая мысль Гопкинса: «Политика поддержки Великобритании президента окупила себя. Гитлер повернул налево». Так вот оно что! Вот и прояснился скрытый смысл заявлений Вашингтона, что Англия – первая линия обороны Соединенных Штатов!
Черчилль в тот же день выступил по радио с заявлением, что Англия поможет СССР, исходя из принципа, объясненного им накануне вечером доверенным: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин». Рузвельт также объяснил в письме бывшему послу в Москве Дж Дэвису: «Ни я, ни вы не приемлем коммунизм, но чтобы перейти мост, я протяну руку дьяволу»52.