Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
В Вашингтоне 23 июня и. о. государственного секретаря С. Уэллес огласил правительственное заявление: «Для Соединенных Штатов принципы и доктрины коммунистической диктатуры столь же нетерпимы и чужды, как принципы и доктрины нацистской диктатуры…»
По мнению правительства США, «любая борьба против гитлеризма, любое сплочение сил, выступающих против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускоряет конец нынешних германских руководителей и тем самым способствует нашей собственной обороне и безопасности». Рузвельт, утвердивший заявление, приписал заключительную фразу: «Гитлеровские армии – сегодня главная опасность для Американского континента».
В тот же день, сообщает биограф Гопкинса, правовед О. Кокс, привлекавшийся Гопкинсом для дачи рекомендаций
24 июня Франклин Д. Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что Соединенные Штаты окажут помощь СССР, однако приоритет в получении ее останется за Англией. Он отказался ответить на вопросы, является ли оборона СССР «важной» для США и будет ли распространен на него ленд-лиз.
Вооруженная схватка Германии с Советским Союзом вызвала всеобщее облегчение в США, хотя разные группировки извлекли из нее различные выводы.
«Изоляционисты» громогласно требовали, чтобы США остались целиком и полностью в стороне от германо-советской войны. Сенатор Кларк сообщил: «Речь идет всего-навсего о грызне собак… нам нужно заниматься своими делами». У. Буллит предложил американцам рассматривать конфликт как битву «между Сатаной и Люцифером». «Бог мой! – восклицал сенатор X. Джонсон с трибуны сената, – неужели мы падем так низко, что будем выбирать между двумя разбойниками?» В основе этой позиции лежал антикоммунизм. Сенатор Тафт откровенно заявил: «Победа коммунизма в мире более опасна для США, чем победа нацизма». 25 июня вашингтонская «Таймс геральд» цинично писала, что в случае победы Советского Союза «рухнет вся структура контролируемой Гитлером Европы и не останется ничего, что может сдержать коммунизм в пределах России».
Однако ведущие органы печати не разделяли эту точку зрения. 25 июня «Нью-Йорк таймс» указывала: «Нет никаких сомнений в том, что быстрая и полная победа Германии в России явится громадной катастрофой для Англии и Америки… США окажутся под угрозой с двух океанов». «Нью-Йорк геральд трибюн» 10 июля: «Если США останутся в стороне от германо-советской войны, то это будет выгодно только Гитлеру, ибо, провозглашая, что он руководствуется только антикоммунизмом, фашистский диктатор стремится вызвать «паралич воли» в США».
В капитальной работе «Слава и мечта» У. Манчестер в наши дни обратился к исследованию именно этого аспекта, заметив: Гитлер «полагал, что новое вторжение не будет непопулярным в США». Оно не было. Журнал «Тайм», вероятно, выразил отсутствие привязанностей у среднего американца, указав: «Подобно двум гигантским доисторическим чудовищам, выползшим из болота, подслеповатые и хищные, две великие тоталитарные державы вцепились в глотку друг другу». Едва ли рядовой американец не испытывал «привязанностей», как на том настаивает У.Манчестер54. Опрос общественного мнения показал: 72 процента высказались за победу СССР, 4 процента – за победу Германии, 17 процентов не видели разницы, остальные промолчали. Мужественные защитники демократии – американские коммунисты 29 июня обратились к стране с заявлением: «Давайте защитим Америку оказанием всесторонней помощи Советскому Союзу, Великобритании и всем народам, сражающимся против Гитлера».
Но как же с практической политикой? В «Нью-Йорк таймс» 24 июня появилось заявление сенатора Г. Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах». Отражало ли заявление эксцентричные взгляды сенатора или виды Вашингтона?
Ответ на этот вопрос дает анализ большой стратегии США. Только на этих путях можно понять мотивы политики Рузвельта в отношении Советского
После 22 июня 1941 г. в войне оказались все великие державы мира, за исключением Соединенных Штатов и Японии. Официально сохранявшие нейтралитет США связывали свою судьбу с антигитлеровской коалицией, а Япония – с державами «оси». Сроки их вступления в войну прямо зависели от развития гигантского военного конфликта на востоке Европы. В Вашингтоне не питали ни малейших иллюзий относительно позиции Японии, руководители американского правительства знали и о том, что милитаристские группы в Токио торопили с открытием боевых действий, хотя так и не могли решить, какому направлению агрессии отдать предпочтение: против СССР или в сторону стран Южных морей. Конечное решение японских милитаристов зависело – и в этом ясно отдавал себе отчет Рузвельт – от результатов гитлеровского «блицкрига» против Советского Союза.
Американское правительство стремилось избегнуть вовлечения в боевые действия в Европе, чтобы иметь руки свободными. Ясное осознание этого в Токио должно было отбить охоту у японских милитаристов посягать на интересы США на Дальнем Востоке и Тихом океане. Агрессия Японии была бы направлена против других государств. В конечном счете все крупнейшие державы мира оказались бы ввергнутыми в войну, а Соединенные Штаты остались бы вне военного пожара, оказывая помощь противникам держав «оси», но формально – нейтральной страной. Такой исход дал бы возможность продиктовать впоследствии лежащему в развалинах миру свою волю. Оставалось претворить заманчивые планы в жизнь, а для этого – четко определить политику в отношении войны в Европе и оценить ее вероятные последствия для Японии. Летом и осенью 1941 года в Вашингтоне разгорелся яростный спор.
Командование американских вооруженных сил, ожидавшее скорого поражения СССР, считало, что Соединенные Штаты не должны упускать драгоценное время, пока силы вермахта отвлечены на Восток, и без промедления вступить в войну. Не прошло и двух суток после нападения Германии на СССР, как к президенту явился главнокомандующий ВМС США адмирал Старк и потребовал санкции на эскортирование американскими кораблями судов, следующих в английские порты. Это, предупредил Старк, «наверняка вовлечет нас в войну, но я считаю каждый день проволочки с вступлением в нее опасным». Старка поддержал морской министр Нокс, который писал 24 июня президенту: «Гитлер нарушил собственное решение не воевать одновременно на двух фронтах. Наиболее компетентные люди считают, что Гитлеру понадобится от шести недель до двух месяцев, чтобы расправиться с Россией. На мой взгляд, мы не можем упустить этих трех месяцев, не нанеся сильнейшего удара, и чем быстрее, тем лучше». Не менее энергично высказался военный министр Стимсон, настаивавший: «Нам нужно действовать быстро и преодолеть первоначальные трудности, прежде чем Германия высвободит ноги из русской трясины». Министр внутренних дел Икес предложил Рузвельту без промедления ввести эмбарго на вывоз нефти в Японию, что «даст возможность не только эффективно, но и легко вступить в эту войну… Если мы не сделаем этого сейчас, то, когда придет наш черед, мы не будем иметь в мире ни одного союзника». Все эти рекомендации были отвергнуты Белым домом.
С началом войны Германии против Советского Союза Рузвельт реализовал иные уже подготовленные планы. Калека, прикованный к креслу, гордился превосходством интеллекта над грубой силой. Глубокая вера в бога ФДР ставила суетную гордость на прочное библейское основание: вечен чистый разум и преходяща плоть. Пусть дерутся многомиллионные армии и реками течет кровь, врученная ему всевышним страна «бога и моя» не может и не должна пасть до их уровня. Американская стратегия в представлении ФДР состоит в том, чтобы формировать развитие событий в мире, а не следовать за ними, толкая противников и поощряя союзников на действия в высших интересах Вашингтона. Речь шла куда о большем, чем о выигрыше войны чужими руками. То был первый этап, конечная цель заключалась в том, чтобы этими руками добыть для США первое и исключительное место в мире.