Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Документ был вызван к жизни в первую очередь тем, что Советский Союз с вступлением в войну сформулировал ее освободительные, антифашистские цели. Ни английское правительство, ни правительство США пока не озаботились сказать о целях войны. В «Атлантической хартии» Рузвельт и Черчилль исправили промах. Рузвельт отвел предложения Черчилля упомянуть о том, что после войны будет создана международная организация. ФДР на это заявил, что он «против создания новой ассамблеи Лиги Наций, по крайней мере до тех пор, пока не пройдет определенное время, в течение которого международные полицейские силы, состоящие из войск США и Англии, не проделают соответствующую работу». О Советском Союзе – ни слова. Хотя Рузвельт и Гопкинс верили в способность СССР оказать сопротивление вермахту, они скидывали со счетов нашу страну в послевоенном мире. Они,
США не намеревались делить скипетр власти и с Англией. Об этом убедительно говорили пп. 4 и 7 хартии, в которых говорилось о «равном доступе» к торговле и мировым ресурсам и «свободе морей». Под этими лозунгами всегда развивалась экспансия Соединенных Штатов. Черчилль, естественно, с крайней неохотой согласился на них, внеся ограничительную формулировку «с учетом существующих обязательств». Впрочем, англичан не слишком заботила словесная оболочка. Представлялось куда важнее заполучить совместное заявление с Соединенными Штатами. В этом и заключалась ценность хартии для Черчилля.
Громкие слова были произнесены, однако Рузвельт не упустил из виду решающего обстоятельства – хартия связывала США морально, но не юридически. Документ не был подписан. Он не прошел обычной процедуры оформления международных соглашений – «Атлантическую хартию» просто отпечатали на ротаторе и передали прессе. Следовательно, хартию не нужно было представлять для ратификации сенату. Рузвельт и Черчилль высказали обуревавшие их мысли – и все тут.
Шервуд, вне всякого сомнения, прав, заметив по поводу конференции в Арджентии: «Стало своего рода священной традицией, что, когда встречаются американский и английский государственные деятели, первый должен быть простым, откровенным, практичным и даже абсолютно бесхитростным, а второй должен быть хитрым, ловким, уклончивым и должен в конце концов восторжествовать. В отношении Рузвельта и Черчилля эта формула несколько перепуталась. Если кого-нибудь из них можно было назвать последователем Макиавелли, то скорее всего Рузвельта; если кто-нибудь из них был «слоном в посудной лавке», то это Черчилль. Премьер-министр быстро понял, что в лице президента он имеет дело с чрезвычайно тонким и скрытным человеком, умевшим искусно уклоняться, человеком, которого нельзя поймать на определенных формулировках и нельзя было уговорить или подтолкнуть на определенные обещания, противоречащие его суждению, воле или инстинкту»61.
Юридически «Атлантическая хартия» решительно ни к чему не обязывала Соединенные Штаты. Однако как ее формулировки, так и режиссерские находки Рузвельта во время встречи с Черчиллем не могли не произвести громадного впечатления. В Арджентию не были допущены корреспонденты, но кинооператоров и фотографов привезли с избытком. Их напряженная работа дала свои плоды.
Американцы от штата Мэн до Калифорнии просмотрели волнующий фильм, коронными кадрами которого было богослужение на палубе «Принс оф Уэльс» под сенью 14-дюймовых орудий. Кафедра украшена американскими и английскими флагами. Читается первая глава из книги Иисуса Навина: «Никто не устоит перед тобой во все дни жизни твоей; и как Я был с Моисеем, так и буду с тобою; не отступлю от тебя и не оставлю тебя. Будь тверд и мужествен». Этим словам благочестиво внимают 1500 моряков «Принс оф Уэльс» и несколько сот американцев. Стройный тысячный хор молодых голосов возносит псалом «Вперед, воины Христа» к безоблачному небу. «Аминь», – произносит президент. Ему вторит хорошо поставленным голосом Черчилль. Крупным планом: Рузвельт едва сдерживает слезы, Черчилль украдкой вытирает глаза.
Да, они, несомненно, чувствовали себя «воинами Христа», ибо, когда пелся этот псалом, признался Черчилль, «мы имели право считать себя служащими делу, к которому нас призвал трубный глас с небес». Даже самый неисправимый скептик не мог не заключить: Франклин Д. Рузвельт отправлялся на войну. Порукой тому были мелькавшие на экране его сыновья Эллиот и Франклин в офицерских мундирах с иголочки. А «Атлантическая хартия» святыня – смертные не подписали ее!
Так началось военное сотрудничество Рузвельта с Черчиллем. По подсчетам английского премьера, за время войны они провели 120 дней вместе на различных совещаниях. Едва они. расстались на атлантической конференции, как стали одолевать своих окружающих вопросом: «Что
14 августа, когда яхта «Потомак» бросила якорь у побережья США, толпы корреспондентов атаковали президента. Они изголодались по новостям за его двенадцатидневную отлучку. ФДР держался загадочно, сообщив, что с Черчиллем достигнуты соглашения на любой случай, на любом континенте. Его спросили: «Не думаете ли вы, что мы ближе к войне?» Рузвельт ответил, что он так не считает62.
17 августа в Вашингтоне ФДР пригласил японского посла Номуру и предупредил его, что, если Япония попытается установить свое господство над другими странами с помощью силы, США примут меры для защиты своих «законных прав и интересов». Он согласился встретиться в середине октября с Коноэ на Аляске, однако в качестве предварительного условия президент просил японское правительство «любезно сообщить более ясно, чем до сих пор, о своей нынешней позиции и интересах».
XIII
Пока Рузвельт занимался возвышенной риторикой на борту военных кораблей в Арджентии, конгресс продемонстрировал свои возможности. Закон о воинской повинности был продлен палатой представителей 12 августа большинством всего в один голос: 203 против 202. Логика противников продления закона была ясна. С началом германо-советской войны, замечает профессор Д. Перкинс, «опасность Соединенным Штатам была устранена. Почему бы двум тоталитарным колоссам не уничтожить друг друга? Разве не самый выигрышный исход – ослабленная Германия и ослабленный Кремль? То, что эта аргументация разделялась значительным количеством людей, показали действия конгресса при продлении срока службы»63. Английский министр Бивербрук заметил сенатору Ванденбергу: «Гитлер не пугал нас больше, чем ваша палата представителей, когда в ней было собрано 203 голоса против 202 за продление закона о воинской повинности».
Дабы пресечь эти настроения, ФДР поторопился показать – опасность на пороге. Еще 7 июля американские войска высадились в Исландии, и с тех пор военные корабли США постоянно курсировали в северо-западной Атлантике. 4 сентября германская подводная лодка выпустила пару торпед по американскому эсминцу «Гриер», а эсминец сбросил на нее глубинные бомбы. Обстоятельства инцидента были неясны.
Командование флота доложило – нет доказательств, что на подводной лодке знали национальную принадлежность эсминца. Рузвельт поручил подготовить по поводу стычки горячую речь, которую наметил на 8 сентября.
7 сентября в Гайд-парке скончалась мать Ф. Рузвельта. Советники предложили ему передоверить речь Хэллу. Рузвельт счел достаточным трехдневный траур и уже 11 сентября был перед микрофоном.
Президент со всем своим авторитетом настаивал: немецкие подводники «безусловно» знали, что атакуют американский корабль. Речь идет не об изолированном инциденте, убеждал он, а о части гитлеровского плана установить контроль на море: «Когда вы видите гремучую змею, вы не ожидаете укуса, а убиваете ее. Нацистские подводные лодки и рейдеры – гремучие змеи в Атлантике… Отныне, если германские и итальянские военные суда входят в воды, которые необходимы для американской обороны, они делают это на свой страх и риск». Американские корабли стали официально конвоировать английские суда западнее 26° з. д., получив приказ атаковать без предупреждения64.
Нацистская печать разразилась истерической бранью в адрес Рузвельта. Отныне его имя в германских газетах обычно упоминалось с эпитетом «поджигатель войны номер один». Однако нацисты не вышли за рамки пропаганды. 17 сентября адмирал Редер обратился к Гитлеру с просьбой разрешить ответные меры, фюрер запретил, разъяснив: «Поскольку, по-видимому, в конце сентября обозначится решительный поворот в русской кампании, следует избегать инцидентов с торговыми судами до середины октября». Героическая борьба советского народа испепелила надежды гитлеровского руководства. «Поворота» не последовало ни в сентябре, ни позднее. Запрещение германским подводным лодкам нападать на американские суда осталось в силе.