Nekomonogatari(Black)
Шрифт:
В том доме?
О каком веселье может быть речь?
– Не может такого быть.
– Ага. Я тоже так думаю – интеллектуально я не превосхожу обычную кошку. Такой уж я персонаж-ня – но по-своему я могла это чувствовать-ня. Поэтому я помогаю Госпоже высвободить стресс-ня.
– Но… зачем же нападать на совершенно посторонних…
– К сожалению, мне доступен только этот путь.
«Потому что быть злой весело-ня».
Весело, когда незнакомые тебе люди страдают-ня.
– Это не логика и не софистика – если не веришь, посмотри, я стала мягче по сравнению
– Я заметил.
– Вот видишь? Короче, я делаю то, что эффективно.
«Поэтому можешь расслабиться», – сказала кошка.
– Если я нападу ещё сотен на пять людей, Госпожа освободится от стресса. И тогда моя роль Кайи окончится, я закончу возвращать долг и исчезну – ну, поскольку мой образ действия не отличается от кошачьего, пятьсот людей – это не так просто. И всё же, через месяц всё закончится.
– Месяц…
– Именно. Поэтому скажи этому старику-гавайцу не путаться у меня под ногами. Я не понимаю, но мне кажется, этот гавайский ублюдок хочет спасти Госпожу. Если так, доверь это дело мне.
Быть может, Ошино не этого хочет.
Не мог он думать что-то вроде «я хочу спасти её».
Даже если не брать в расчет его особенности профессионала – он не думал, что кто-то может спасти другого человека.
Помоги себе сам – такой была его философия.
…Однако, даже если я всё это объясню, сомневаюсь, что кошке хватит мозгов, чтобы это понять.
Они друг друга не понимали.
Люди и Кайи не понимали друг друга.
– Можно сказать, что как Кайи, я – воплощение стресса Госпожи, ставшее личностью-ня. Иными словами, я новый вид-ня. Я во всём отличаюсь от существа, называемого Мартовской кошкой из мифов – методы специалиста на мне не сработают. Меня нельзя изгнать, очистить или высвободить. Из-за него моя эффективность падает. Скажи ему прекратить тратить моё время.
– Предоставить Ханекаву тебе, говоришь? – спросил я, ничего не сказав о характере Ошино. – Почему ты так много для неё делаешь? Ты же всего лишь злой дух, который в нее вселился. Тебе незачем так надрываться.
– Я же сказала тебе. Чтобы нехарактерно вернуть должок.
Ухмыляясь, Мартовская кошка встала.
Или точнее, забралась на стол – как будто не замечая моего взгляда, она встала на четвереньки и прогнула спину.
– …И всё это ложь-ня, – а потом, закончив, добавила ещё одну фразу. – Я не могу полностью отбросить установки неблагодарной кошки. Потому что все Кайи такие-ня – вампиры тоже не могут не пить кровь-ня. Поэтому я не возвращаю долг – помимо знаний, мне не за что чувствовать себя обязанной Госпоже-ня.
– Что?
Фигню несешь.
Разве не тебя похоронила Ханекава, когда ты, размазанная машиной, лежала на дороге?
Разве не ты воспользовалась её симпатией и добротой?…
– Ты неправ-ня. Это… конечно, как феномен, случилась вполне знакомая ситуация. Госпожа подобрала меня, когда я лежала на дороге, перенесла меня в подходящее место и похоронила. В этом восприятии ошибки нет-ня. Всё так, как ты и видел, стоя рядом-ня, – но, кстати, в то время ты просто стоял рядом с Госпожой и помогал
«Ну, для прикосновения к трупу требуется смелость-ня. Кажется, что ты будешь проклят, да и на самом деле ты будешь проклят», – добавила кошка.
– А, ладно, я признаю, по мне тогда мурашки бегали. И поэтому Ханекава меня так впечатлила тем, что беззаботно это сделала – но раз она была проклята, можно сказать, что она осталась без награды. Доброта Ханекавы вышла ей боком.
– Вовсе нет, далеко не так-ня.
Если бы я мог остановить Ханекаву или если хотя бы мурашек у меня не было и я бы смог нести труп сам, этого бы не случилось.
Дослушав мои полные сожаления слова, Мартовская кошка произнесла:
– Тогда Госпожа не чувствовала сострадания.
– …
– Госпожа никогда меня не жалела… в ней не было и толики доброты. Как Кайи, пользующийся ею, я могу точно сказать это.
«Ня», – добавила Мартовская кошка в конце предложения – возможно, это ещё одна часть её установок.
Компонент «моэ» или что-то в этом духе.
Впрочем, это и правда было моэ.
И всё же этот компонент продемонстрировал внутренность Ханекавы – её тёмную сторону.
Такую тёмную.
Такую непроглядную.
Такую иссиня-чёрную.
Она была столь гротескной.
– Госпожа провела те похороны на дороге так, будто это была часть её повседневных обязанностей-ня… абсолютно безэмоционально-ня. Она не симпатизировала мне. Короче говоря, мне нечем было пользоваться.
– А, но… Ханекава…
– Её единственное желание – быть нормальной девушкой-ня, – сказала Кошка. – Это мольба… Для Госпожи, быть нормальной значит быть логичной-ня. Идея Госпожи состоит в том, чтобы быть правильной-ня. Если ты видишь мёртвую кошку на обочине, ты должна похоронить её… ну, это и в самом деле правильно. Можно назвать это правилом. Можно назвать это формулой. Госпожа подчинялась правилам и формулам – вот и всё-ня.
– …
Я не мог возразить словам кошки, их силе или весу.
Нет.
Не в этом было дело, я просто не мог возразить.
Потому что даже я уже чувствовал, насколько чужда Ханекава Цубаса, дорожившая порядком и правилами.
Её чувство этики было неправильным.
Кошка использовала слова вроде «обязанность», «правила», «формулы» – но с моей точки зрения всё это были заповеди.
Подчинение заповедям, рождённым из упрямого нежелания дать людям повод думать, что с ней что-то не так из-за того, что она росла не в обычной семье…
– Обычно ты не сможешь подчиниться заповедям. Даже если ты понимаешь, что это красиво и правильно, большинство людей не пойдёт хоронить мёртвую кошку. По сути, может, они и подумают об этом, но не сделают. Смутятся, но места старику в поезде не уступят.
Допустим, что уступят. Тогда получится что-то вроде игры в защитников правосудия, Огненных Сестёр – в лучшем случае, всего лишь игра.
И даже мои сёстры бросят играть, когда переведутся в старшую школу.
Однажды даже они станут обычными девушками.