Нелегкий выбор
Шрифт:
— Ладно, ладно!
Едва сдерживая слезы боли и унижения, Тим сбросил с плеч рюкзачок и расстегнул молнию на боковом кармашке. Там лежал новенький хрустящий доллар, который отец всегда давал ему вечером в воскресенье. Гарт выхватил деньги, а Джей на прощание дал Тиму звучного шлепка по спине.
— А теперь убирайся!
Понурив голову, Тим пересек улицу, на ходу возясь с молнией и не обращая внимания на транспорт. В глубине души он надеялся, что из-за угла вылетит машина и собьет его. По крайней мере тогда этот кошмар кончится. Ухо уже начинало распухать.
Тим надел рюкзачок, раздумывая, идти ли в школу вообще. Он так сильно опоздал, что оправдание должно было звучать достаточно убедительно. Что же сказать? «Я задержался, чтобы отдать мои карманные деньги двум шестиклассникам, как делаю каждый понедельник»? Тогда его засмеют и будут считать слабаком.
«Смотрите все, вот идет дурак из дураков», — мысленно обратился Тим к прохожим. Подумать только, три недели изобретал план, как перехитрить этих двух козлов! Ну, и много дала ему блестящая идея смены маршрута? Ни капли пользы!
Нечего было и думать с кем-нибудь поделиться своей проблемой. Это только выставило бы его ябедой в глазах одноклассников. Тим прекрасно помнил, как в начале школьного года Бен Сорел пожаловался учителю на то, что Тедди Адамс дразнится. Тедди отругали, зато с Беном потом неделями никто не разговаривал. Немногим лучше было рассказать родителям. Они бы точно пошли в школу разбираться. Что толку? Джей и Гарт выслушали бы нравоучительную лекцию от директора, а потом выколотили бы все дерьмо из него, Тима.
Ухо раздулось и болело. Осторожно его растирая, Тим решил не идти в школу. Укрыться в комнате и пережить все в одиночку — это было как раз то, что требовалось. Подумаешь, один день! Он не так часто пропускал занятия, чтобы раздувать из этого историю. Круто развернувшись, Тим приостановился, вспомнив, что дома могла оказаться мама. Если они столкнутся, нужно будет объяснить, что случилось. Впрочем, с ней проще: ее вполне устроит версия с разболевшимся животом. Или головой. Или горлом. И Тим быстро зашагал домой.
Он пробрался в дом через заднюю дверь. В кухне никого не было, и он решил, что мама ушла. В подвале мерно рокотала стиральная машина — миссис Майлз занималась еженедельной стиркой. Но потом из гостиной послышался голос матери, тихий и встревоженный. Странно, что она не вышла на стук двери, подумал Тим. Он прислушался, но не сумел разобрать ни слова. Пристраивая рюкзачок на кухонном столе, он едва не уронил его, услышав голос отца. Как, он до сих пор не на работе? Он же всегда уезжает очень рано… странно… все это очень странно. Чтобы лучше слышать, Тим на цыпочках подошел к двери в гостиную.
— Меня никто не видел, абсолютно никто, — говорила мать.
— Ты пошла на это, думая только о себе! Оставим на минуту наш брак, хотя твой поступок не делает чести нашим отношениям. Но дети! Ты хоть вспомнила о детях?
Тим впервые слышал в голосе отца такой яростный гнев. Он отшатнулся, прижавшись к стене.
— Джон, прошу тебя… — попросила мать дрожащим голосом.
— Слава
Что такое «люкс»? Тим напряг воображение, пытаясь понять, о чем идет речь. Что-то дорогое? Может быть, лакомство? Неужели мама съела что-то, что отец приберегал для себя или для него и Райли?
— Я заслужила каждое из твоих слов, — сказала мать совсем тихо, — и тебе решать, сможешь ли ты простить. Я не буду винить тебя, если ты всю жизнь будешь попрекать меня этим.
— И у меня есть на это право! — с болью в голосе крикнул отец в полный голос.
Он продолжал кричать, а мальчик стоял, прижимаясь к стене и желая вдавиться в нее и исчезнуть. Бывало, что родители ссорились — не часто, но бывало. Правда, раньше это было совсем не так, как сегодня. Те ссоры проходили вполголоса и быстро кончались, Отец всегда держался спокойно, разве что мать могла волноваться, но и она никогда не повышала голоса. За всю свою еще недолгую жизнь Тим не был свидетелем чему-либо даже отдаленно напоминавшему сегодняшнюю ссору. Что бы ни происходило сейчас между родителями, это было очень серьезно.
— А чего ждала ты? Что я ласково потреплю тебя по щеке и скажу: «Не расстраивайся, дорогая, вот я уже все и забыл»? Значит, ты потащилась туда, чтобы снова «найти себя»! Бедная маленькая Фэрил, заточенная в отвратительном доме с ужасными детьми и мерзавцем-мужем, который любит ее и дает все, что она захочет. Бедняжка Фэрил, ведущая жизнь, один рассказ о которой леденит в жилах кровь! Выходит, это все ад для тебя?
Что он такое говорит, изумился Тим. Его все сильнее охватывала паника. Неужели мама их всех ненавидит и собирается уйти? «Пожалуйста, Боже, — мысленно взмолился он, — заставь их замолчать! Не важно, что происходит, только пусть они замолчат!»
Мать ответила после долгого напряженного молчания.
— Я не стану притворяться, что ничего не случилось! Случилось ужасное. Но сейчас я хочу поступить правильно.
— Правильно?! — вскричал отец, еще более разъяренный. — А ты уверена, что знаешь, что правильно, а что нет? Ты понятия об этом не имела, когда отправлялась на свою маленькую веселую прогулку! Но тебе все мало! Подумаешь, речь идет о такой мелочи, как моя адвокатская практика! А Чарли? Мало того, что он замешан во все это, так ты еще собираешься выволочь на свет то, что ты натворила, разрушить мою карьеру, окончательно испортить жизнь моему брату?
— Чарли сам во всем виноват…
Тим больно прикусил нижнюю губу. Получалось, что и дядя Чарли имеет отношение к этой ссоре.
— Нам придется переехать, — с горечью сказал отец. — Если все узнают, в Медоувью нам больше нечего будет делать. Как ты могла, Фэрил, как ты могла!
Наступило молчание. Испуганный Тим затаил дыхание.
— Уже поздно, черт возьми! Мне нужно ехать.
Шаги отца зазвучали в гостиной по направлению к холлу. Оттуда донеслось не вполне внятно:
— Договорим вечером, когда я вернусь.