«Нелюбимый» день недели

Дубровина Екатерина

– Гуляли, – невинно пожимая плечами, я молилась, чтобы и в этом наши версии совпали.

– Где?

Да она – изверг! Так и не скажешь, что обычная швея. Судорожно придумывая ответ, я пригладила влажные волосы. Телефон в кармане предательски завибрировал. Мельком глянув на передающееся через экран раздраженное «ВАСЯ!!!!», я зажала кнопку выключения.

– Да просто по городу. Ничего такого не было! – и в итоге я выкрикнула, зная, что этот спасательный круг – моя последняя надежда: – Ты мне не доверяешь?

И мама то ли по незнанию, то ли потому что заглотила наживку, опустила

глаза и, теребя платок, повязанный на шее, выдохнула:

– Конечно, верю. Но я бы хотела знать, когда и с кем ты проводишь ночи, и лучше, чтобы ты предупреждала о таких встречах. А еще лучше, чтобы заранее спрашивала.

Я коснулась ее ладони, и та от неожиданности дернулась. Вздрогнула и я.

– Мам, прости… Просто… я влюбилась…

Ох, как мне хотелось врезать самой себе по лицу! Это же надо так врать собственной матери! Однако услышав подобное заявление, раздосадованное лицо женщины прояснилось, а губы растянулись в улыбке. И притягивая меня к себе, она коснулась губами моих волос и произнесла:

– Я так рада, милая, он хороший парень.

И такого стыда я, пожалуй, еще не испытывала.

Понедельник, после воскресения #2

С каждым днем холодало все больше, листья желтые и красные устлали землю ковром, а голые, почти сухие ветки стучали в мое окно теперь постоянно и совсем не по-детски. Скребли, ковыряли, царапали стекло, словно желали оставить след не только физический, но и моральный. В моем сердце. Будто одного органа чувств им было мало. Я раздражалась, когда не могла заснуть, но никому об этом не говорила. Боялась, что, спилив надоедливый сук, вместе с памятью я лишусь и единственного верного слушателя. Потому что Марина… Она много говорила, но мало слушала. Любила, когда спрашивают ее, но не задавала вопросов. Ей нравилось, когда беспокоятся о ней, но переживать самой о ком-то… Никогда. И за меня тоже вряд ли. Но я старалась об этом не думать.

– И что ты скажешь в свое оправдание? Я не успела убрать все до приезда опекунши, и мне влетело. – Марина привычно ждала меня у подъезда, ежась от пронизывающих насквозь порывов ветра.

 Как только землю скует мороз, она перестанет караулить меня у дома. Она пойдет дальше и начнет стучаться в квартиру. Мне придется ставить чайник, угощать ее сладким и бутербродами, а мама вечерами будет спрашивать, куда девается хлеб, ведь она его только купила. Но я буду упорно молчать, потому что Марина плохая девочка, и дружить с такими мне не стоит. Поэтому пока я могла наслаждаться ее присутствием только в своей жизни, а не в своей доме, я бесконечно радовалась погоде.

 Все воскресение вымаливавшая прощение и так его не заслужившая я изумленно подняла брови, словно не ожидала снова старой пластинки. Но в этом была вся моя подруга. Пока не услышит заветных слов, не отстанет.

– Я же тебе все объяснила по телефону. Ничего нового ты не услышишь, – и не дожидаясь Марины, я поплелась по дорожке.

– То есть? – она нагнала меня почти сразу. – И даже фингал не сфоткала? Ого! – она заметила мою опухшую кисть, – так это правда?

 Я фыркнула. Конечно, такая новость. Странно,

что мне еще не позвонило полкласса с расспросами.

– Ага, чтобы ты растрепала всей школе?

– Ну, – она обиженно поджала губу, – это могло бы сгладить нанесенное тобой оскорбление. И к тому же почему ты обо мне такого мнения? С друзьями так не поступают.

– Нет, не сфоткала, – меня бесил этот разговор. И ее неподдельное внимание. В первый раз в моей жизни произошло что-то такое, что заинтересовало Марину. И это не назвать хорошим знаком.

– Да и фиг с ним. Твоя рука тому подтверждение. Офигенно.

 Я промолчала, наслаждаясь минуткой славы. Да, я была крута в гневе.

 Мы шли по опавшей листве и специально зарывались в нее ботинками, а потом раскидывали сухое природное наследство, молчаливо делившееся с нами настроением, таким же удручающим, как и сама осень.

– Это его машина стояла за домом? – неожиданно спросила Марина, когда мы уже достигли школы.

– Ага, – подтвердила я ее догадки, отчетливо понимая, повернись я сейчас, столкнусь с озорным огоньком в ее глазах. Точно таким же, что загорелся у меня, когда я услышала эту новость от отца. Но соединившись с моим, размах трагедии в разы бы превышал мою изначальную задумку. Но была ли я настолько зла, чтобы пустить Марину в огород? О да.

– И что ты будешь с этим делать?

 Встретившись с ее взглядом, таким, на который я и рассчитывала, я расплылась в улыбке.

– Я хочу поцарапать ее. Ключом. От крыла до крыла.

 Но подруга только сморщила нос.

– Фи, как неинтересно. У меня есть идея получше. Но сначала мне нужно кое-что уточнить.

 Всю алгебру я не находила себе места. Не слушала объяснения учителя и постоянно поглядывала назад. Что же такое придумала Марина, до чего не смогла додуматься я? И насколько ее план может быть безупречным? Еле дожив до звонка, я тут же плюхнулась на соседнее с ее партой место.

– Ну?

 Неспешно отрываясь от тетради, она насмешливо закусила губу и прошептала:

– Сейчас увидишь.

 Обернувшись на звук скрипнувшей двери, я раздосадовано фыркнула. Опять? К нам направлялся Никита.

– Если я увижу его еще раз на этой неделе, то буду думать, что ты нас сводишь.

– Брось, – процедила она мне, широко улыбаясь приближающемуся парню. – Привет. Спасибо, что пришел. Нам, то есть Васе, нужна твоя помощь.

 Приземлившись рядом, он с интересом наблюдал мою реакцию. Самое время состроить нелепую гримасу, но я вдруг вспомнила, что он защитил меня перед мамой, и лишь снисходительно ему подмигнула.

– Так вот, – Марина вклинилась в наши переглядывания, и теперь две пары глаз были устремлены на нее. – Нам, то есть ей, – она кивнула на меня, – нужны аэрозольные баллончики.

– Что? – одновременно вырвалось у нас с Никитой.

 Опомнившись, я выдавила:

– Да-да, аэрозольные баллончики.

– Да не простые, – Марина продолжала, – а те, которые не стираются. Как для граффити.

– Вы собрались изрисовать школу? – прыснул парень. – Я с вами.

– Нет, – подруга покачала головой. – Это личное.