«Нелюбимый» день недели
Шрифт:
– Эм, Сережа… – даже в тени фонаря я видела, как он закатил глаза, – кажется, он ушел домой еще в десять.
– Откуда ты его знаешь? И что вообще ты делал у Марины?
Усмехнувшись, парень оттолкнулся от столба и приблизился. На меня пахнуло перегаром. Так вот откуда излишняя самоуверенность.
– Я прихожу каждую субботу. Живу в соседнем подъезде. Только ты никогда не оставалась.
Зыркнув исподлобья, я толкнула его в грудь, освобождая пространство вокруг. На дворе ночь, я в компании пьяного странного парня, и что у него на уме одному богу известно.
– Да не дрейфь, – он прочитал мои мысли, –
Оглядевшись и убедившись, что мы одни, а свет в окне маминой комнаты так и не зажегся, я молча направилась вдоль по тропинке, настороженно вслушиваясь в шаги позади. Может, вернуться? Но тогда Марина обзовет меня трусихой и еще смеяться будет. Ну правда же. Что он может мне сделать? И как его звали? Вспомнить бы.
– Никита, – предугадывая вопрос, парень со мной поравнялся, – и не трясись как осиновый лист, я хороший.
Если бы он сейчас меня остановил и многозначительно взглянул в глаза для пущей убедительности, я бы основательно его шарахнула, но он продолжал идти рядом, не нарушая моих границ. И все же я решила предупредить:
– Угу, я тоже хорошая, но приставать начнешь, получишь по яйцам.
Его хохот прокатился по пустынной улице и отозвался в душе еще большими сомнениями.
– Да ты огонь, никогда в тебе не сомневался.
А план побега в голове тем временем нарисовался ясно.
Вечеринка у Маринки шла полным ходом. Туда-сюда сновали парочки, парни попивали пенные напитки, девчонки танцевали под еле слышную музыку радио Энерджи. Подруга рассказывала, как однажды на них вызвали ментов, потому что они слишком громко топали, и теперь главным условием нахождения на этой тусе стало «можно все, только тихо». И судя по количеству тел, все были согласны.
Полумрак комнаты, освещенной лишь торшером, настраивал на расслабляющую волну, да и вся атмосфера была чересчур дурманящей, притупляющей бдительность. Бросив своего спутника на входе, я обошла кухню и комнату в поисках Сережи. Почему-то именно его присутствие волновало меня сейчас больше всего.
– Привет, красотка, как добралась? – многозначительная улыбка Марины меня взбесила, но выразить это, значило, показать, как меня задело. А мне, по сути, было плевать.
– Где Сережа?
Улыбка сползла с лица подруги, а взгляд неосознанно метнулся в дальний угол. Она схватила меня за руку и потащила в противоположную сторону, но обернувшись, я заметила Таню из параллельного класса. Та сидела верхом на каком-то парне, который поглаживал ей спину под майкой. И что-то в его движениях мне было знакомо.
– Нет, пожалуйста, – Марина продолжала тянуть упирающуюся меня в коридор и молила об одном: – не надо.
Ведомая ей, я вдруг прекратила сопротивление. Сама же постоянно повторяла, что наши отношения с Сергеем ничего не значат. И вот. Получила.
– Чего не надо-то? – запертая подругой на кухне, я выругалась. Неужели меня можно только предавать? Неужели меня нельзя просто любить? Сначала отец, теперь… Нервно меря шагами маленькое пространство, я не находила себе место. Меня даже в пот бросило. Не то чтобы я была сильно влюблена, но вот так, за спиной! Он же знал, что я приду!
– Забей на него, он тебя недостоин. – Марина встала на окно и прикурила в открытую форточку. Безразличие, с которым она произнесла жалкие слова поддержки, злило еще больше.
– И
Я так не умела. На столе стояла чья-то початая бутылка. Не думая, что и как буду потом объяснять матери, я отхлебнула и не смогла остановиться. Какой бы образ ни сложился в глазах друзей, я почти никогда не пила. Мне, чтобы веселиться, допинг был не нужен. Но выходка Сережи… Это было больно.
– Ты дура что ли? – спрыгнув с окна, подруга выдернула бутылку, залив пол липкой жижей. – Тебя развезет сейчас, – но ужас в ее глазах никак не сочетался с моим состоянием.
Градус быстро ударил в голову, растворяя печали в пузырьках, раскрепощая и добавляя легкой игривости. О, понимаю, почему говорят, что пьяным море по колено. Казалось, я могу доказать им всем, что не такая, как они обо мне думают. Что я намного хуже. Вырвавшись из цепких объятий подруги, я шагнула в душную комнату. И все померкло.
Очнулась я, сидя верхом на Тане, отдирая ее за волосы. Кто-то пытался меня стащить, неаккуратно хватая за подмышки. Но я так просто не сдавалась.
– Чокнутая дрянь! – орал Сережа. Он видимо и был тем, кто хоть как-то пытался помочь бедной девочке. Остальные же улюлюкали и смеялись, организовав вокруг нас кольцо. – Слезай, дура тупая. Чтобы я еще раз к тебе подошел…
Жалобный Танин рев и плаксивые причитания заверили меня, что она больше не будет зариться на чужих парней, а «любимый», так легко нашедший мне замену, в миг потерял свой статус. Нехотя отпустив их обоих, я разрешила снять меня с разлучницы и скрылась в ванной. Ледяная вода оказалась спасением.
Танюха тут же срулила домой, прижимая к груди вырванный клок волос, мой теперь уже бывший, повторно окропив меня ядом, виновато поплелся провожать потерпевшую, а я, заглотив еще пару бутылок, унеслась вдаль стремительным течением музыки. «I’m lonely, i’m falling just like you, i’m sorry» 3 как заведенная повторяла я слова песни, расслабленно двигаясь в такт и отдаваясь звукам целиком. Чьи-то руки прижимали меня к себе, обнимали, ласкали, сливались в единстве с моим телом, а возбужденный шепот на ухо «ты прекрасна» распалял. Лишь бы это состояние беспамятства никогда не проходило. Лишь бы музыка текла по венам вместо крови. Лишь бы эти губы не теряли мои.
3
Albert Vishi Remix «Sorry»
А потом меня вырвало.
Воскресение #2
Мне снился Никита. Не знаю, почему и как, но я то и дело ловила в сознании его лицо и слышала успокаивающие нашептывания. Взволнованный голос настолько вклинился в мой разум, что покинь он меня, я реально боялась больше никогда не очнуться. Я цеплялась за его слова, за его образ – за ту соломинку, что он протягивал. И была опустошенно спокойной. Ведь все будет хорошо. Обязательно будет. Пару раз я ощущала, как его тонкие пальцы пробегают по щеке и шее, а однажды, как горячие губы касаются лба. Но мне не хотелось отталкивать его или просить перестать сниться, все, что я могла – молча принимать заботу, и я бы ни за что на свете не отказалась от этого.