Немецкая сказка
Шрифт:
– Позволите присесть?
– напомнил Юнг.
– О, простите! Присаживайтесь, пожалуйста. Чашечку кофе?
Он позвонил по внутреннему телефону.
– Давайте разберемся во всем по порядку, - предложил Юнг, охотно соглашаясь на роль патентного поверенного.
Молчаливый привратник принес кофе. Владелец слегка успокоился. Он помешивал ложечкой в чашке и рассказывал:
– Пять лет назад мы с Зандером открыли фирму по изготовлению искусственных цветов. Он удивительный мастер, скажу Вам честно. Из-под его
нодушен к деньгам. Он добивался какой-то своей особой цели. Цветы его становились лучше день ото дня. Однажды я вошел в его комнату и увидел странную конструкцию из тончайшей металлической проволоки. Да Вы можете ее увидеть хоть сейчас, если хотите, она
здесь, за стенкой!
– Давайте сразу посмотрим, - прервал его Юнг и украдкой взглянул на часы.
Они прошли в смежное помещение. Владелец бюро откинул тяжелую штору, за которой оказалась весьма глубокая ниша. И Юнг увидел нечто невероятное. Это было воздушное, легчайшее и в то же время жестко зафиксированное металлическое сооружение, состоящее из не
исчислимого количества проволочных дуг. Владелец легонько толкнул одну из проволочек... В глазах у Юнга зарябило. Бесчисленное множество тончайших проволочек-ребрышек, двигаясь, пересекались во множестве точек, не касаясь при этом друг друга. Точки перес
ечений сливались в изменчивые дугообразные линии. Впечатление создавалось такое, будто изнутри конструкции с неиссякаемой энергией исходят волны. Они расширяются, расходятся, исчезают... А изнутри непрерывно исходят новые. Владелец бюро небрежно подтолкн
ул систему, ускорив ее движение, и продолжал:
– Вот так Зандер привел в движение конструкцию и захохотал, глядя на меня. Он принялся осыпать меня оскорблениями. Он вообще страшный грубиян. Он кричал: "Ну? Что ты понял? Что ты вообще можешь понять, тупица, гробокопатель! Это формула сопряжения дуг. Д
уга! Только живая, изменчивая дуга обеспечивает форму! Видишь? Это имитация внутреннего движения живых тканей. Да где уж тебе понять, лучше запомни просто: формула цветка" Но я все-таки кое-что понял. Я изучил действие конструкции и решил уговорить Занде
ра запатентовать ее. Ведь именно на ее основе он изготовлял свои невероятные цветы. Но у него уже пропал к этому интерес. Однажды он пнул ногой свою уникальную формулу и сказал мне: "Можешь делать с ней все, что хочешь. Можешь продать, можешь сломать". О
днако его цветы стали еще лучше. Вы не поверите, но их было не отличить от живых. Я пытался понять, как он их делает, пытался копировать его действия. Он закупал фольгу и живые цветы, а потом запирался у себя. Я мог лишь, стоя под дверью, слышать шуршань
е фольги. Однажды он выскочил оттуда вне себя. Он топтал ногами двухсотдолларовый цветок и кричал: "Они
Владелец помолчал и добавил:
– Согласитесь, что фирма имеет право получить патент на изобретение, созданное в ее рамках. Ведь так?
– Допустим, - важно кивнул Юнг.
– И я к тому же указал Зандера в составе авторов. Правда, последним. Но это же не преступление?
– Благодарю Вас.
Юнг поднялся и опять взглянул на часы.
Он летел на огромной скорости, повторяя на каждом повороте странную фразу: "Симпатическая связь"
Он влетел в Кляйн и, резко сбавив скорость у первого же светофора, процедил сквозь зубы: "Симпатическая связь". Через несколько минут он подкатил к Полицейскому управлению.
Он взлетел на второй этаж и поспешил к кабинету. Когда он поравнялся с приоткрытой дверью лаборатории криминалистики, его окликнул врач:
– Лейтенант, возьмите результат анализа! К сожалению, он аналогичен предыдущему.
В кабине Зауэра сидела Лотта. На стене висел белый экран. Зауэр возился с проекционным фонарем.
– Юнг, помогите мне наладить этот прибор, - попросил он.
Было еще светло. Юнг зашторил окна и включил фонарь. Широкий луч с легким гудением ударил в ткань экрана. Внутри луча роилась белая пыль. А на экране вновь медленно проявлялось лицо. Юнг водил взглядом по знакомым уже чертам. Он повторял их снова и снова
, словно пытался запомнить надолго.
– Вам знакома эта женщина?
– спросил Зауэр.
– Да. Это Кристина Грасс.
– Что вы знаете о ней?
– Она умерла шесть лет назад.
– Это все?
– Нет, конечно. О Кристине Грасс можно говорить долго.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее.
– Она была необыкновенная. Здесь, на пленке, этого не видно. Это не то.
– Не то?
– вырвалось у Юнга.
– Нет. Это совсем не то. Когда она входила, что-то сразу менялось. В цехах приходилось останавливать поточную линию, иначе шел брак. Все смотрели только на нее. В ней было как-то сразу все. И все едино, одно к одному: внешность, движения, манера говорить
, имидж... Мне было до нее, как до луны. А движения у нее были... как бы это сказать? Заразительные. Казалось, если смотреть на нее долго, у тебя появится такая же улыбка, та же походка. Я понимаю, каково Грассу. Для него свет погас. Он все эти годы топч
ется во тьме.
Лотта опустила голову. Зауэр что-то заносил в компьютер.
– Одно лишь утешает, - чуть слышно произнесла она: - Может быть, это было преклонение, почитание. Но не любовь.
Лотта замолчала. Зауэр поднял лицо к экрану, прищурил глаз, склонил голову на бок и еще раз окинул изображение оценивающим взглядом.