Немёртвый камень
Шрифт:
— Да, но я-то это приписала… бох-тей ахалланас! — Бестия вновь сорвалась на древние наречия. — Нощники-тати…
Этот вид высшей нежити славился умением напускать туман и темень. И своей нелюбовью ко дню. После Нежитного Пакта нощники вечно околачивались в разбойных отрядах и шли в наёмники. Некоторые, правда, ушли в законопослушный образ жизни, основали пару поселений возле Хелденары и приторговывали серебром…
Но кто редко выбирал праведную дорожку — так это те, кому передался особый дар: усиливать сон у спящих.
А сквозь двери
— Узнаю, кто подослал. Найду. Повешу кверху ногами. Мучить буду, — почти мечтательно выговорила Бестия и села рядом с Мечтателем. — Нужно что-то делать, Экстер. Не можешь же ты явиться народу нагишом.
О себе она не упомянула, Экстер поглядел удивленно, и это тут же вызвало кривую ухмылку и демонстрацию серпа.
— Пока эта штука при мне — я могу хоть в перьях вываляться, и никто не посмеет даже хихикнуть.
Авторитет — великая вещь, Мечтатель об этом знал, потому что сам «великой вещью» пользовался исключительно мало.
«Выходи! Выходи!» — слова теперь перемежались нетерпеливым и недовольным ревом. Бестия решительно встала, примерилась к одеялу, потом содрала с кровати простыню и обмоталась ей в несколько слоев.
— Схожу за добычей, — бросила она, прихватила серп и исчезла за дверью. Мечтатель слова не успел сказать, не говоря уж о том, чтобы ее остановить. Соскучиться он тоже не успел: Фелла вернулась минут через пять, с охапкой вещей и в бешенстве.
— Холдоновы кишки! Вся таверна пуста, ни души! Дверь заколочена и завалена, ни в одной из комнат никаких вещей. Кроме этого.
Принесенный Феллой ворох тряпья оказался интересным набором. Для начала, там была кольчуга — кстати, принадлежащая самой Фелле. Следом шли контрабандные затертые джинсы таких размеров, что в них можно было засунуть половину Одонара; цветастая цыганская юбка, сиреневая блузка с избытком оборочек и контрабандная же майка необъятных размеров с гордой надписью на животе «Прусь от хомячков». Все венчали пушистая шерстяная шаль и кружевной чепчик.
— Набрала в разных комнатах, — пояснила Бестия. — Все остальное успели вытащить, смуррилы…
Экстер не ответил и тоскующими глазами вперился в кровать. Завернуться в простынь на фоне этого всего казалось предпочтительнее.
— Фелла… я подумал… может быть, мороки?
— А ты хорошо помнишь, как их создавать?
Экстер осекся. Он с закрытыми глазами смог бы соорудить артефакт на изменение внешности или «хамелеон», он мог распределить потоки магии по телу так, чтобы стать невидимым — но он не помнил заклятий и схем распределения потоков, которые были хлебом городских модниц и их любовников: видимость одежды и изменение вида одежды. Зато помнил, что такие чары нестабильны и могут пропасть, если маг отвлекается, скажем, на поединок.
Толпа за стенами, кажется, собралась пойти на приступ. Идею насчет мороков нужно было отбрасывать.
Бестия тем временем невозмутимо примерялась к огромным джинсам. Мечтатель глянул на нее с тихим укором.
— Фелла…
— Что?
Через три минуты гардероб был прилажен на место, а на полу сиротливо лежали шаль и чепчик, последний сверху. Мечтатель поглядывал на него подозрительно.
— Собственно, а зачем вот это?
Глядя на Экстера, без остановок поправлявшего сползавшую майку, Бестия не выдержала и хихикнула.
— Знаешь, а по-моему, хуже не было бы… и ведь ты так скучал по своему парику?
Внизу уже серьезно обсуждали штурм и выкрикивали что-то вроде: «Надуть решили!», «Витязь, как же!», «Ловушка, небось!»
— Мне кажется, пора, — колеблясь, сказал Мечтатель. Фелла кивнула и ободряюще сжала его руку. Второй рукой она сжимала рукоять серпа.
Выход из таверны был найден очень просто: Бестия слегка стукнула по заколоченной двери кулаком.
Для нервов собравшейся толпы такое начало было чем-то вроде дождя из ирисовки. Народ, который околачивался вокруг таверны, заторопился обратно к высокому крыльцу, где явно начали происходить какие-то события.
Крики вроде: «Ну, наконец!», «Сподобились!», «С первой фазы ждем, Холдона вам в печенку!» — утихли почти сразу.
Тишь стояла полнейшая и шокированная.
Кажется, больше всего народ поразила все же юбка на Бестии. Может быть, еще сиреневая блузочка с оборками, поверх которой была натянута кольчуга. Мечтателя в его безразмерных джинсах, подпоясанных отрезанной от простыни полосой ткани, и майке с провокационной надписью, просто не сразу увидели. Или не приняли всерьез.
Потом какой-то старейшина рудокопов из задних рядов, кашлянул и тоскливо спросил:
— Ну, и кто нас сюда вызвал?
Зух Коготь перестал давиться смехом где-то в задних рядах, и счел за лучшее куда-нибудь убраться. Маленькая месть за вчерашнюю выходку Витязя ему удалась, вот только он не удосужился просчитать, чем это может кончиться для него самого.
Но Мечтатель негромко отозвался из-за плеча Бестии:
— Вас вызвал я.
И вышел вперед, чтобы лицом встретить первую, оглушительную волну хохота, которая поднялась, когда его рассмотрели во всех подробностях.
Женщин в толпе было немного, в основном зрелые мужики из Северного края. Так что комментарии были соответствующими.
— Этот куренок — Витязь Альтау?
— Гля, гля штаны какие!
— Да он бабу в руках не удержит, не то, что меч!
— Ага, кольчужку на него — и повалится!
— Малец, а у тебя молоко на губах-то обсохло?
— Вот, смуррилы жухлячие, я ж говорил — надувательство!
Зух, затерявшись в толпе людей, с предвкушением потирал руки. Он уже представлял, что должно сейчас случиться, и считал, что за такое зрелище стоит деньги заплатить.