Ненасыть
Шрифт:
– Всё, Марин, успокойся. Пошли вниз, чаю попьем, А Сергей пусть в себя приходит. Тимур, ты вопрос не слышал? Один укол надо?
– Хозяева сказали, что один, – отвечает Тимур. – Серый, ты как?
– Я в норме, – кивает Серый, задумчиво наблюдая за тем, как у мамы загораются щеки, а рука тянется потереть то место, которого касался Прапор. – Правда, все нормально. Даже спать больше не хочется. Только жарко.
Он честен. Спать на самом деле больше не хочется. После укола странное чувство хрупкости в костях тоже исчезает. Все последние воспоминания о близнецах снова яркие, смазанные, наполненные необъяснимым счастьем, а вот прочие –
– Тимур, а где ты порезался?
Друг проводит ладонью по шее, смотрит так, словно только что увидел, и врет:
– На ветку напоролся. Михась, а ты чего не сказал, что до крови?
Серый прищуривается. В вопросе ему явственно слышится претензия.
– Не смертельно же – вот и промолчал, – усмехается Михась.
Тимур доволен, спокоен, как будто бы даже сыт. Серый видит это и в шоке сползает на подушку, не веря. Та реальность, в которой приятель спокойно дает себя душить, кажется излишне многоугольной. В круглую голову Серого она категорически не помещается – и без того слишком тесно от вопросов.
Он мается до следующего утра. Остаться с Тимуром вдвоем никак не получается – мама, вспомнив о нем, забегает в комнату чуть ли не каждые десять минут. Серый подозревает, что она проверяет его даже ночью, когда они оба уснули.
Поэтому первое, что делает Серый, встав с кровати на следующий день, – напрашивается с Тимуром на поиски хозяйственных мелочей. Мама не сопротивляется – испуг прошел, и вместе со спокойствием на нее вновь снизошло безразличие. Прапор дает добро после того, как градусник показывает нормальные тридцать шесть и шесть. Тимур тоже соглашается и клятвенно заверяет Михася, что присмотрит за Серым и сразу же приведет домой, если у того снова будет приступ сонливости.
Зайти в соседний дом получается легко – он не заперт.
– Я видел, – шепчет Серый, едва за ними закрывается дверь. – Видел, как Михась тебя порезал. К дереву толкнул, зажал и порезал.
Тимур, успевший открыть обувницу, закрывает ее и медленно выпрямляется. Лицо у него вытянутое:
– Повтори?
Серый садится на низкий пуф и повторяет, дополняя подробностями. Тимур молча выслушивает всё. Серый ничего не скрывает, вплоть до странного огненного столпа, который питает щит, и подслушанного разговора близнецов. Нет, не подслушанного, поправляет себя Серый. Ему позволили услышать. Вот только опять-таки зачем?
– Вот это номер… – бормочет Тимур, когда Серый выдыхается и замолкает. – Это ты типа вышел из тела, так получается? И увидел то, что обычным глазом невидимо, вроде щита и этого… источника на кладбище.
Глаза у него загораются интересом. Тимур придвигается ближе, жадно приоткрывает рот – ему явно хочется увидеть все самому.
– Получается так, – хмуро кивает Серый. – Значит, все, что сделал с тобой Михась, – правда?
Огонек в глазах Тимура сразу же тухнет.
– Да, – неохотно отвечает он и делает вид, что рассматривает ручку обувницы. – Ты не думай, он нормальный…
– Он маньяк! – возражает Серый.
– Нет. Уж поверь, я знаю, какие они – настоящие маньяки. Прапор и Михась меня от одного такого спасли, – перебивает Тимур и ежится от воспоминаний. – Михася просто прет от вида крови. Он этот… как его?.. Короче, фетиш у него такой…
У Серого темнеет в глазах. Он отлично знает, что
– Он что? – от волнения голос садится до хрипа. – Он… Верочку?..
Тимур не дает разыграться воображению:
– С ума не сходи. Он ее любит и не трогает, – и неохотно добавляет: – Он – меня.
Серый падает с пуфика.
– Режет он меня, дебил! – оскорбляется Тимур, увидев его лицо, и добавляет: – Он опытный и себя контролирует. Ну, большей частью. Прапор знает, кстати, ты не думай. Он, собственно, про Михася рассказал. Иногда даже подсказывает, когда надо… Ну, подтолкнуть. Есть… признаки. Чего, ты думаешь, Михася так приперло меня виноватить? У него просто уже свербело, а тут не универмаг, нельзя просто отлучиться за припасами. Я его увел, дал выпустить пар. Ему еще просто так резать не прикольно, настроиться надо. Так что это у нас уже ролевуха: я хамлю, он ставит меня на место, я от первой царапины блею – и мания ликует. Он теперь месяц будет ходить и мурлыкать.
– А ты? Как же ты? – лепечет Серый.
– А что я? – Тимур опускает голову, хмурится и разглаживает складки на брюках. – Я не сахарный. Терпел, как видишь. На него редко находит, все заживает, даже шрамов не остается. Да и лучше уж я, чем Олеся или Верочка. Плюс выгод больше.
Серый категорически не понимает, какая выгода от такого человека. Зачем вообще держать подобную личность в группе? Да и сам Тимур в его видении вовсе не выглядел довольным, а очень даже наоборот.
– Серый, ну башкой-то думай! Прапор и Михась то ли давние друзья, то ли вообще дальние родственники. Они с самого начала вместе ходят. Да и когда все началось, Михась был реально полезный. Он при виде крови капитально дуреет и дерется, словно отбитый наглухо. Если бы не он, тот универмаг мы бы не заняли. Я же был громоотводом, когда ему приспичивало, а подраться было не с кем. Мне полагались привилегии. Просто ты – дундук ненаблюдательный, не замечал, что мне всегда доставалась лишняя гематогенка, – выдает Тимур и хохочет.
Смех у него слегка истерический. В глазах блестят слезы. Серый молчит, не зная, что говорить на такие откровения.
– Погоди, – спохватывается он. – Ты говоришь «был»?
Тимур торжествующе улыбается, сияет. Слезы в его глазах скапливаются и текут по щекам блестящими ручейками.
– Был! Я же рассказал, что у хозяев можно попросить все, что угодно. И мы с Михасем попросили!
Серому становится дурно. В животе вновь сворачивается ледяной комок ужасного предчувствия.
– Что ты попросил? – хрипло шепчет он.
Тимур в ответ радостно хохочет. Серый хватает его за плечи и трясет. Его почти колотит от страха. Ведь Тимур, сам того не зная, шагнул прямиком сети близнецов!
– Что ты попросил, Тимка?!
Тимур икает, кое-как загоняет смех вглубь и бормочет почти неразборчиво:
– Прапор сказал, до всей этой байды с хмарью у Михася был друг. Понимаешь, да? Сладкая парочка: садист и мазохист, тыры-пыры, все такое… Ну, не до такой степени, – добавляет Тимур, увидев перекошенное в отвращении лицо Серого. – Михась просто себя ограничивает – женщины для него табу, им нельзя делать больно, даже если очень хочется. Если он Верочку порежет, то не сможет остановиться. А парни крепче, их можно спокойно бить и не бояться, что от первого удара что-нибудь сломается. Вот он и нашел себе друга по интересам… Только этот дружок перед хмарью уехал в командировку в какую-то дыру. Ну и пропал.