Ненасыть
Шрифт:
– Новое человечество? – переспрашивает Серый. – Так значит, все эти изменения…
Юфим качает головой и со знакомой, местами осточертевшей лукавой усмешкой прижимает палец к губам, мол, помолчи. И Серый замолкает.
Тимур же, помотав головой, бредет к столику, берет бутылку, наливает полный бокал и выпивает его залпом со словами:
– Чума! Чума-а!
Он наливает себе еще и вновь так же залпом опрокидывает в себя.
– Тимур Ильясович, напиваться с утра – дурной тон, – наставительно
Тимур тонко, слегка истерически хихикает.
– Такие открытия – и на трезвую голову?!
– Хотя бы закусывайте, – вздыхает Зет.
Тимур послушно берет с подноса мясной рулетик и, слегка покачиваясь, идет обратно. Но непослушные, заплетающиеся ноги встречают на своем пути Вадика. Если Зет обошел его ловко и изящно, то Тимур с размаху въезжает пальцами прямиком в чужой живот и с воплем падает сверху. Вадик подскакивает с такими матами, что у Серого полыхают уши, а Олеся со стоном высовывается из-под покрывала.
– Чего орете?
– Слезь с меня, придурок!
– Сам придурок, разлегся тут!
Зет и Юфим некоторое время любуются, как Тимур и Вадик толкают друг друга, пытаясь расползтись в разные стороны, а потом отправляют всех по домам:
– Благодарим за чудный праздник. Но уже рассвело, вам пора.
И Серый сам не понимает, как оказывается в саду, причесанный, умытый и аккуратный. Но это уже не удивляет.
– А мое желание? – спрашивает Олеся, когда получает в руки свою пустую корзину.
– Олеся Дмитриевна, мы его уже исполнили, – отвечает Юфим с любезной улыбкой. – Вспомните, вы ведь проснулись абсолютно здоровой.
Олеся недоверчиво хмурится, прислушивается к себе и неуверенно кивает.
– Наслаждайтесь. Благодарим за приятный вечер. До свидания, – любезно дополняет Зет, и хозяева отворачиваются, показывая пример.
Серый, Вадик, Тимур и Олеся бредут домой.
Травы тихо шелестят под ногами, вдалеке щебечут птицы. Сумеречная прохлада постепенно растворяется под натиском встающего солнца. Всё просыпается буквально на глазах, воздух пышет жизнью, отчего дышится необыкновенно легко. Серый почти не чувствует земли под ногами – так хорошо.
Они огибают пруд, выходят из рощи и видят утопающую в хмари деревню. Издалека это завораживающее зрелище – клубы накатывают волнами, гуляют вихрями, и крыши домов купаются в ней, то выныривая, то вновь поднимаясь, словно корабли. Хмарь все норовит подняться выше, захлестнуть их холм, но замирает у границы с черной травой и откатывается. Их улица остается нетронутой. По дороге от их дома на луг неторопливо бредет Глаша, флегматично жуя жвачку, и корове нет никакого дела до того, что буквально в ста метрах от нее бушует море хмари, а два бога – или полубога? – пытаются построить новый мир.
Однако у мамы, провожающей животину, дело
– Где вы были?! – орет мама на бегу.
– У хозяев! – то ли отвечает, то ли икает Вадик и ненавязчиво выталкивает Серого вперед.
– У хозяев?! Что вы там делали? Почему не предупредили? Встаю – вас нет! Я чуть с ума не сошла!
С каждым шагом мама становится все ближе, а желание закопаться под землю – острее. Чуя запах жареного, Олеся с Тимуром отстают, отходят к пруду и делают вид, что их тут нет.
– Ты старший, старшие должны защищать! – говорит Серый и пытается спрятаться за братом.
Вадик не поддается и упрямо выталкивает Серого назад.
– Ты младший, тебя она пожалеет!
Тонкие пальцы хватают их обоих за уши и безжалостно выкручивают, не делая различий. Серый и Вадик сгибаются и вопят на два голоса.
– Ай! Мама!
– Что я вам говорила про хозяев?! – орет мама, таская их за уши. – Никаких желаний!
– Мы не желали! – кричит Серый жалким тонким голосом. – Не желали ничего! Мы пили!
– Не врите! Во второй раз я на эту уловку не попадусь!
– Правда пили! Красное вино, хозяева сами пригласили! – вторит Вадик. – Тимур, Олеся, скажите!
Тимур кашляет, пытается сдержать смех, но улыбка предательски растягивает губы. Ему, предателю, весело!
– Марина Викторовна, так и было, отпустите их, – вмешивается он.
– С тобой я отдельно поговорю! – рявкает мама. – Олеся, а ты чем думала? Одна среди пяти пьяных парней!
У Тимура вянет улыбка, Олеся смущенно вспыхивает. Серый чувствует мстительное удовольствие. Вадик ухмыляется. Но тут мама выкручивает им уши, и все гаснет, уступая новой вспышке боли.
– Пили они! Веселились! В доме черт-те что творится, дети выросли за одну ночь, Василек с Михасем опять исчезли, Прапор ковыряется в деревяшках, как полоумный, да еще вы пропали, не предупредили, что останетесь на ночь! Пили они!
Еще раз дернув за уши, мама выдыхается и отпускает их. Серый выпрямляется, потирает уши и чувствует себя мелким нашкодившим ребенком. Вадик рядом точно так же сопит и виновато переступает с ноги на ногу. Словно он тоже совсем не двадцатилетний лоб. Даже бурчит, как школьник: