Ненужная жена. Хозяйка лавки "У блюдечек"
Шрифт:
И тут я замечаю это — тонкие искры, перетекающие из моих пальцев в глазурь. Серебристо-голубые, едва заметные, но определённо реальные. Они словно впитываются в линии узора, заставляя их мерцать изнутри каким-то потусторонним светом. Так же, как случилось и с первым чайником, который я взяла в руки здесь, а после подарила Лерте.
— Перец, — шепчу я, боясь спугнуть это волшебство, — ты это видишь?
Кот подаётся вперёд, его глаза расширяются от изумления и восхищения.
— Продолжай, — только и говорит
Я толком ничего и не делаю. Сосредотачиваюсь на ощущениях, умудряюсь выделить лёгкое покалывание в пальцах, немного напоминающее вибрацию, но раньше, чем я придумываю, что делать с этим знанием, ощущение пропадает, свечение тоже.
Я убираю руки и смотрю на ладони. Совершенно обычные. Холодные.
Не знаю откуда, но я будто чувствую, что никакой магии в них больше нет. Закончилась.
Всё, что досталось мне от разбитого артефакта, исчезло. Мне нечего возвращать Эридану. Я пуста.
И значит он смело может идти к Нике или ещё куда. Мне уже всё равно.
Правда ведь?
А то, что в горле жжёт — это ничего.
Глава 50
Эридан Морнел
Толкаю массивную дверь, и она открывается слишком легко. Обычно её охраняют простейшие защитные чары — ничего серьёзного, скорее демонстрация статуса. Но сейчас даже их нет. А значит кто-то вынул подпитывающие кристаллы из пазов. Я догадываюсь зачем.
В холле царит полумрак. Замираю, прислушиваясь. Торопливые шаги, шорох ткани, звон металла — кто-то спешно перемещается по верхним комнатам. И этот кто-то даже не пытается скрываться.
В главной спальне я застаю Нику. Она мечется между шкафами и комодами, бросая в походный мешок всё, что считает ценным. Мои вещи. В моём доме. Я прислоняюсь к дверному косяку, скрестив руки на груди. Интересно, сколько пройдёт времени, прежде чем она заметит?
Ника разворачивается с охапкой моих рубашек и замирает. Её лицо искажается от ужаса — белеет, глаза расширяются, рот приоткрывается в немом крике. Рубашки выскальзывают из её рук, словно в дешёвом спектакле.
— Эридан, — выдыхает она наконец. — Ты… ты должен быть мёртв.
Я медленно улыбаюсь, чувствуя, как напрягаются мышцы лица. Улыбка не затрагивает глаз.
— Какое разочарование для тебя.
Окидываю взглядом комнату. Практически все шкафы распахнуты, ящики выдвинуты. Кровать завалена вещами, которые она не успела упаковать. На полу — разбросанные безделушки, которые показались ей недостаточно ценными.
— Вижу, ты решила устроить генеральную уборку, — говорю я, отходя от двери и медленно приближаясь к ней. — Как любезно с твоей стороны. Хотя я предпочитаю, чтобы мои вещи оставались на своих местах.
Ника отступает, пока не упирается спиной в стену. Её глаза лихорадочно бегают, ища путь к спасению.
— Это не то, что ты думаешь, — начинает она, и я почти восхищаюсь её упорством. — Я… узнала о нападении и пришла убедиться, что ты в порядке. А когда тебя не нашла, решила спасти самые ценные вещи, на случай если…
— На случай если я действительно мёртв, и ты сможешь присвоить себе моё имущество? — перебиваю я. — Или на случай, если я всё-таки выжил и вернусь за твоей хорошенькой головкой?
Её дыхание учащается, на висках выступает испарина. Страх имеет особенный запах — терпкий, пряный. Я чувствую его сейчас, и что-то древнее внутри меня отзывается на этот запах, требуя продолжения, охоты. Я подавляю инстинкт, но не без усилия.
— А где слуги, Ника? — спрашиваю я, оглядываясь. — Куда подевались все эти верные люди, которые клялись служить мне до последнего вздоха?
— Я не знаю, — шепчет она. — Когда я пришла, дом был пуст.
Это, возможно, единственная правда в её словах. Я чувствую, как внутри поднимается волна гнева. Не столько из-за её лжи или даже покушения на мою жизнь — такое случается. Но неуважение… о, это задевает меня за живое.
— Они почувствовали запах крови, когда ты готовила моё покушение, и разбежались, прихватив что могли, — я делаю ещё шаг к ней. — А ты пришла подобрать остатки. Как стервятник.
— Эридан, пожалуйста, — её голос дрожит. — Я никогда не хотела тебе вреда. Это… меня заставили!
— И кто же? — я приподнимаю бровь. — Очень убедительно, Ника. Продолжай. Попробуй обречь на смерть ещё кого-то.
Она молчит, прикусив губу. В её глазах плещется отчаяние, и я ловлю себя на мысли, что когда-то считал этот взгляд искренним. Как же я ошибался.
— Знаешь, что меня по-настоящему оскорбляет? — говорю я, начиная неторопливо прохаживаться по комнате. — Не попытка убийства. Не воровство. Даже не предательство, в конце концов, я никогда не был наивен в отношении человеческой натуры, — я останавливаюсь и смотрю прямо в её глаза. — Меня оскорбляет твоя уверенность, что я настолько слаб и глуп, что не замечу заговора под собственной крышей.
По её щеке скатывается слеза, но я знаю, что это не раскаяние. Это страх. Чистый, неразбавленный.
— Я совершила ошибку, — шепчет она. — Величайшую в своей жизни. Прости меня, Эридан. Я сделаю всё что угодно, только пощади меня!
Смотрю на неё, склонив голову набок. Улыбка становится шире, но холоднее.
— Всё что угодно? — переспрашиваю я мягко. — Это очень щедрое предложение, Ника. Почти заманчивое.
Надежда вспыхивает в её глазах, и я чувствую мрачное удовлетворение. Людьми так легко манипулировать. Они так отчаянно цепляются за жизнь, будто в ней есть какая-то особенная ценность.